Сюда бы я отнес и биотехнологии, предназначенные для замены естественного воспроизведения человеческого рода. Это, во-первых, клонирование, а во-вторых, искусственное оплодотворение (проект «искусственная матка»). Сейчас эти технологии еще только появляются, но можно предположить, что их ждет бурное развитие. Понятно, что это повлияет на традиционную модель семьи, на традиционные гендерные роли. Человек, по сути, превратится в некий конструктор, в некий пазл, который при помощи технологий может быть собран либо так, либо этак — по желанию.
И что очень важно — чем дальше, тем меньше мы доверяем себе и больше доверяем машине. Это проявляется в самых разных сферах жизни. Например, в образовании, когда тестирование с машинной проверкой результатов становится основной формой контроля знаний. Это преподносится как достижение — ведь машина, в отличие от живого наставника, оценивает «объективно». Но далеко не все можно оценить объективно, ведь преподавание — это не только механическая передача знаний, но и процесс живого общения учителя с учеником, в котором происходит и усвоение какого-то объема информации, и передача доверия к этим знаниям. Ведь, сколь бы критичным ни было наше мышление, а всего, чему нас учат, мы лично проверить не можем, не можем воспроизвести в своей жизни весь опыт научной мысли человечества. Значит, я должен доверять тому, чему меня учат, и должен передать этот опыт доверия своим ученикам. А доверие — вещь межличностная, не заменяемая никакими технологиями.
Но чем дальше, тем больше у людей возникает желание решить возникающие проблемы с помощью машины, с помощью какой-то технологии. Например, есть проблема терроризма — и решение видят в повсеместном внедрении следящей аппаратуры. То есть мы, люди, не можем самостоятельно между собой разобраться, и потому применяем машины.
Однако машинизация мира означает, что мы становимся все более и более зависимыми от машины, и зависимость эта выражается еще и в том, что мы вынуждены подстраиваться к машине, подстраивать свою речь, свое мышление.
Это, на мой взгляд, приведет к тому, что через 20-30 лет машины будут опосредовать отношения между людьми. То есть будет тотальная слежка, тотальный контроль всех сторон жизни.
В обществе будущего люди не будут понимать, как машина устроена, окажутся не в состоянии ее контролировать. А вот машина как раз и будет осуществлять полный контроль над людьми, причем большинство не увидит в этом ничего плохого — ведь будет уже устойчивая привычка доверять машине, в том числе и доверять решение межчеловеческих, межличностных проблем.
Кстати, тут встанет еще и такая проблема — отставание развития права от развития технологий. Собственно, мы и сейчас уже сталкиваемся с этим (например, в вопросах авторского права), но в будущем эта тенденция усилится. То есть будут возникать ситуации, когда в силу то ли технических сбоев, то ли программных ошибок, то ли непредвиденных последствий внедрения технологий люди будут страдать, их права будут нарушаться, но ничего нельзя будет поделать, поскольку закон такие ситуации еще не научился регулировать.
Впрочем, говоря о праве, о законе, замечу, что право — это ведь тоже машина, тоже технология. Пускай не железная, не материальная, а социальная — но технология. С древних времен замечено: закон появляется тогда, когда люди сами по себе оказываются неспособны договориться, наладить отношения. То есть закон — это тоже своего рода протез. Порой без него никак, но нужно понимать, что это хоть и наименьшее, а зло. Проблема в том, что закон, призванный регулировать какие-то совсем уж экстремальные ситуации, распространяет свое влияние и на ситуации обычные, стремится зарегулировать все и вся.
Например, необходимы законы, защищающие детей от родителей-извергов, но ведь в итоге мы приходим к тому, что закон всех родителей воспринимает как потенциальных злодеев. Отсюда многочисленные семейные трагедии, пресловутая «ювенальная юстиция» на Западе и самодурство органов опеки у нас. Я убежден, что чем больше в обществе юридических инструментов, тем меньше в нем будет доверия.
***
Тенденция очевидна: прогресс технологий будет разрушать доверие между людьми. Но, как мне думается, в обществе будущего окажется довольно много людей, не желающих так жить. Они будут стремиться к межличностным отношениям, не опосредованным машинами. Причем они не будут, подобно луддитам XVIII столетия, разбивать машины или бежать от технической цивилизации куда-то в леса и пустыни. Не отвергая технологии как таковые, эти люди будут стремиться поставить машину на подобающее ей место, не позволяя ей слишком многого. Они постараются не пустить машину в семью, в образование, в религию. А значит, им придется выстраивать автономные формы человеческого общения. Трудно предсказать, как это выразится внешне — какие-то изолированные поселения, анклавы или неформальные сообщества внутри технологической цивилизации.