Какая еще любовь?

Хотя обычно Молли умела устроиться как дома везде, где бы ни оказалась. Во-первых, потому, что привыкла к тому, что ее окружают посторонние, во-вторых, потому, что всегда возила с собой все любимые вещи. Она сама себе родной уголок, поскольку во всем мире нет ни человека, ни места, в которых она так же уверена, как в самой себе. Кто знает, что случится с нами утром?

За исключением, конечно, Джейни и ее семьи. Джейни деваться никуда не собиралась, постоянная и неизменная, как скала.

С минуту Молли колебалась, не позвонить ли кузине. Из длиннейшего взволнованного послания, которое Джейни оставила ей на мобильном, она почти ничего не поняла. К счастью, перед тем как принять ванну, Молли посмотрела новости — и получила ответы на большинство интересующих ее вопросов.

Джейни время зря не тратила и свою секретную миссию выполняла на «отлично». Она добыла пару сенсационных новостей — и, судя по всему, не только их. Молли с улыбкой припомнила высокого темноволосого и на редкость симпатичного мужчину, появившегося на экране рядом с Джейни.

Молли даже заволновалась. Искательницей приключений Джейни явно не назовешь. В течение многих лет этот титул всегда оставался за Молли — было за что. Кстати, нынешние приключения Джейни тоже должны были достаться ей.

Но на этот раз все выходило… по-другому. Молли сама не знала почему.

Она надела пижаму — атласный топ и шортики. Стоили они столько, что обычная женщина смогла бы на эту сумму полностью поменять свой гардероб, а на остаток съездить на выходные к морю.

Стоп. Дурачить посторонних забавно, пытаться одурачить себя — просто глупо. Молли отлично знала, из-за чего на этот раз все по-другому. Из-за кого.

Доминик Лонгстрит. Восхитительный. Высокий, светловолосый, красивый — и так далее. Смешной, смущенный, умный, талантливый. И — богатый.

Хорошо, что богатый. Хотя некоторые богатые ведут себя хуже бедных. Поэтому обычно Молли не была уверена, чего именно добивается очередной богатый (или бедный) поклонник: ее саму или чековую книжку.

Но Доминик ничего не добивался. Мало того, если бы мог, он вообще избавился бы от нее как можно скорее. Выставил ее отсюда в два счета, а сам вернулся к работе.

От таких мыслей впору впасть в уныние, если бы не одно «но». Его поцелуй. И то, как он смотрит ей вслед.

Она сама убеждала Джейни, что легкий летний роман пойдет сестре на пользу. Что ж, советчик имеет полное право воспользоваться собственными советами.

Молли собрала полотенца, отнесла их в ванную и развесила сушиться. Теперь никому не придется их за ней подбирать. Пока она была маленькой, она ходила вслед за горничными по бесчисленным комнатам родительских особняков и помогала убирать за гостями. Большинство вело себя в комнатах, как свиньи в хлеву, принимая слуг за что-то вроде биопылесосов или биопосудомоечных машин. В это большинство входили также ее родители.

Поэтому Молли решила вести себя наоборот: поступать не так, как они, и делать то, чего они не делали. Если от ее проделок родители принимались визжать и топать ногами, Молли немедленно делала это еще раз.

Сначала она поступала так в надежде получить хоть немного их любви и внимания. Потом — чтобы они просто обратили на нее внимание. Затем — чтобы им жизнь медом не казалась.

Она не желала превращаться в несчастную богатую бедняжку, которая месяцами валяется на кушетке у психоаналитика. Или накачивается алкоголем и наркотиками. Или меняет мужей, как перчатки, ежегодно делая зарубки на спинке кровати по количеству медовых месяцев… или просто любовников.

Хотя изредка побыть бедняжкой очень хотелось. Но тут Молли очень помогли родители: составили свое неподражаемое завещание. В котором замужество — непременное условие доступа к семейным богатствам. Нужно ли говорить, что Молли устремилась в прямо противоположную от алтаря сторону? А мудро заставив дочь «трудиться не меньше десяти месяцев в году», родители фактически отправили ее в увлекательнейшее путешествие по стране (и за ее пределы), длившееся почти десять лет.

Молли достала свой любимый лосьон, растерла немного в ладонях и стала неторопливо втирать его в кожу ног.

Она любила, когда лосьон ложился на кожу.

Любила прикосновение шелка и атласа.

Любила ходить, выставляя напоказ ноги: подбородок вверх, плечи прямые, походка от бедра.

Любила чувствовать на себе мужские и женские взгляды. Первые всегда глядели на нее с восторгом, вторые — чаще всего с завистью. По крайней мере, до тех пор, пока не соображали, что она не опаснее картонного кинжала.

Любила смех. Любила веселье. Любила шокировать людей — и себя в том числе. Любила жизнь.

И ненавидела темноту.

Намазавшись лосьоном, она закрыла бутылочку и поставила на столик.

Чем бы заняться? Спать совершенно не хотелось.

Пробраться к Лиззи и одолжить «Шрека»? Опасно, та может проснуться.

Может, спуститься в кухню и согреть себе молока? Хотя это ей ни разу не помогло, да и зубы потом опять придется чистить.