Она ухватила его, прижала к своему фартуку. Он терпеть этого не может: щека расплющилась, плечо будет казаться не то что вывихнутым изуродованным. Пока она стискивала его, почти задохшегося, а вырываться не положено, все, что он когда-либо воображал, обратилось в сплошное грязно-белое месиво, а посередке зеленовато-желтое пятно.
Ну вот, она довольна, наконец-то его отпустила.
— Папа сегодня завозился. Подарок будет, когда побреется. С таким трудом он его раздобыл. Ты не представляешь, Тим, как отец тебя любит. До чего он тобой гордится.
Тим сел, принялся поглощать гору овсяной каши и все нынешнее утро, а потом ему стало тошно. И когда мать наклонилась, открыла духовку и на него пахнуло почти уже испекшимся пирогом, очень трудно было удержаться и не всхлипнуть. Он и не удержался, но все-таки удалось сделать вид, будто поперхнулся.