Как зовут четверку «Битлз»?

Стемнело. В гостиной по углам пролегли тени. Осенние краски пейзажа на стене слились в размытое пятно — прямоугольное, огромное. Стена и впрямь стала похожа на окно, распахнутое в ночь. Мина снова сидит в кресле перед телевизором. Только что закончился футбольный матч на стадионе «Республика». Влад скоро вернется домой. Она ждет. С экрана ей улыбается красавец мужчина с завитыми волосами. Он поет и приглашает ее на танец, объявляя во всеуслышание, что он счастлив, как прежде. Постепенно голос певца затихает, завитая голова на экране словно уплывает куда-то вместе с телевизором, а Мина не на шутку удивляется: неужто и в самом деле наступила весна? А почему бы и нет? Вполне могла наступить весна… А отчего это женщины не красят волосы в зеленый цвет?.. Кругом темно; на стене напротив — белесое пятно… Мина напрягает зрение, и на обоях вновь проступают знакомые очертания гор, правда, все еще бледные, расплывчатые. Мина смотрит по сторонам — робко, с любопытством; оказывается, она стоит посреди длинной и узкой залы, похожей на коридор. Вдоль стен — деревянные полки с какими-то склянками; на полках — слой пыли в палец толщиной; конечно, это коридор: здесь все ходят туда-сюда, ни на что не обращая внимания. Под одной из склянок мерцает огонек спиртовки. Это колба — идет химический эксперимент. Где-то она уже видела все это — пыльный коридор, хрупкое стекло на полках, огонек спиртовки под колбой, заполненной красноватой жидкостью. Где же? Она изо всех сил пытается вспомнить — и не может: слишком темно вокруг, тьма в душе; иллюзия вот-вот исчезнет… Где и когда? Пальцы ее нервно перебирают краешек платья; еще немного, и она вспомнит. Ответ приходит сам собой — пальцы теребят тоненькую ткань школьного фартука. Чтобы окончательно убедиться, она поднимает руки и натыкается на шершавый прямоугольник из грубого сукна. Матрикульный номер! Ну конечно! Коридор лицея; он ведет в учительскую. Там, в конце коридора, тяжелая бархатная портьера и большие стенные часы. А может быть, все здесь уже изменилось — ведь прошло столько лет! Но отчего же тогда на ней старая школьная форма, и почему перед ее глазами все та же колба с красноватой жидкостью? Сейчас она вытянет руку, дотронется до язычка пламени над спиртовкой и наверняка обожжет пальцы. Значит, все осталось по-прежнему. Это незамысловатое рассуждение заставляет ее ощутить всю полноту счастья. Она вдруг вспоминает, что должна отыскать здесь Р., и, спохватившись, бежит по коридору, торопливо считая таблички на дверях вдоль стен. Миновав пятую по счету табличку с надписью: Петру Пони, химия, — она выскакивает на лестничную клетку. Сейчас она поднимется двумя этажами выше и, остановившись возле двери кабинета обществоведения, будет стоять там — терпеливо, покорно — и ждать его. Она уже не спешит — ведь в ее распоряжении целая вечность. Волна неизъяснимой радости захлестывает ее. Она будет ждать, и он обязательно выйдет к ней. Она с улыбкой кивает своим давним друзьям — портретам старичков с обвисшими бабочками под подбородком, в старомодных сюртуках и профессорских шапочках с кисточками. У одного из них огромные усы с закрученными кверху концами. До чего же он похож на их старенького учителя музыки! — «Да это же он и есть!» — догадывается наконец она, недоумевая, за какие-такие заслуги попал он в ряды знаменитостей. Наверное, за то, что никогда не расставался со своей скрипкой. Подумать только; а ведь весь класс так и покатывался со смеху, когда он являлся на урок, сжимая в руках свое сокровище — скрипку; да и сама она иногда посмеивалась над ним. А ну-ка, посмотрим, кто сейчас посмеет над ним насмехаться? Внезапно она вздрагивает и со всех ног кидается к лестнице. Как она могла забыть — иногда звонок с последнего урока раздается чуточку пораньше. Она бежит вверх, перепрыгивая через ступеньки. Поздно! Крики, топот — и безликая толпа в школьной форме нахлынула на нее. Ей уже не вырваться… Плотная, аморфная масса человеческих тел, одетых в форму, увлекает ее за собой и тащит вниз… Необычайная, мощная радость вдруг исчезает, уступая место безысходной тоске. Она была почти рядом с ним… Снова кромешная тьма; внезапно в нее вторгается какой-то неясный гул. Постепенно гул становится все более отчетливым и знакомым — она начинает понимать, что это за звуки. Они превращаются в человеческий голос. Бесстрастные интонации, безупречная дикция. Слова… Фразы… Новости политической жизни. Она открывает глаза. На экране — обмен рукопожатиями; Мина узнает главу государства. Вокруг — репортеры с кинокамерами и микрофонами. Диктор подробно комментирует для нее ход событий, благодаря которым данное рукопожатие наконец состоялось. Оба политических деятеля, наполовину повернувшись к Мине, широко улыбаются, изо всех сил пытаясь уверить ее, что улыбки их предназначены друг другу. Но Мины уже нет в кресле. Она зажигает свет и смотрит на часы. Затем тщательно осматривает спальню и гостиную; заглядывает даже в пустую комнату в конце коридорчика. То обстоятельство, что она заранее предвидит результат этой небольшой ревизии, то есть что в квартире никого, кроме нее, нет, нисколько не мешает ей довести осмотр до конца. Она потихоньку открывает двери, включает свет и тут же гасит его — словно боится потревожить спящего. Вернувшись в гостиную, Мина в недоумении останавливается перед двумя креслами у телевизора; взгляд ее испытующе скользит вдоль стен, старательно отыскивая где-то в них невидимую глазу трещину…