Как зовут четверку «Битлз»?

Заработал мотор, машина тронулась с зажженными фарами. Викол Антим ничего не понимал. Башалига взял куда-то вправо, шаря фарами по ольшанику. Резко свернул и начал подъем. Это оказалась заброшенная дорога, вернее, только следы бывшей дороги, тропа, но мощная машина, хоть и с натугой, преодолевала метр за метром. Потом тропа расширилась, они пересекли наконец границу кустарника, и перед ними открылся лысый гребень холма, они медленно ехали к вершине, подминая траву, объезжая пни и кочки, медленно, но верно. Башалига смотрел налево, Копачиу направо. Викол Антим услышал, как Копачиу шепчет: «Потише, потише», — и тут он тоже заметил впереди зайца, который застыл на задних лапах, прислушиваясь к рокоту мотора, ослепленный светом фар. Он был рыжий, как и те, в которых стрелял Викол Антим, может быть, даже один из них, но сейчас он стоял столбом, шерстка на кончиках ушей шевелилась, голубоватое сияние очертило вокруг него заколдованный круг и парализовало. Копачиу взялся за карабин, сухо клацнул курок, лейтенант выстрелил. Зверек вскинулся в отчаянном прыжке, издал тонкий всхлип, как будто заскулил щенок, и Викол Антим увидел, как у него последний раз дернулись задние лапы. Копачиу сказал: «Сходите за ним, только смотрите не замарайтесь».

Викол Антим вылез, подошел к лежащему зайцу, у того были открытые черные глаза. Викол Антим взял его за уши и поднял. Заяц был тяжелый, лапы свисали до земли, он доволок его до машины и, кинув внутрь, услышал глухой стук. Башалига крикнул: «Залезайте, молодой человек, еще не все!» Он влез и сел, поеживаясь, за спиной у Копачиу, который перезаряжал карабин. Он радовался, что не придется возвращаться домой с пустыми руками. Подстрелят ли они столько зайцев, чтобы и на его долю достался один, он не знал, но все равно радовался. Теперь он глядел в оба, следил за краями освещенной полосы и несколько раз дернулся было, но Башалига цыкал на него: «Сидите смирно, это пень, это куст…» Он разволновался и даже забыл о своем недавнем позоре, охота, как видно, только началась, и он ликовал. Копачиу настрелял таким образом полдюжины зайцев из тех, что замирали в заколдованном круге света под чарующий стрекот мотора.

В машине сделалось так тесно, что Викол Антим упирался носками сапог в последнего зайца и по дороге домой, всякий раз когда его на ухабах бросало вперед, чувствовал, как коченеет чужая плоть, и у него было ощущение, что жизнь исподволь, медленно оставляет тело и что тогда, когда звери падали, смерть не наступала, а только начиналась, осуществляясь в этом их последнем пути.

И пока длился этот путь, Башалига успел растолковать Виколу Антиму, в чем дело. «Выигрывает тот, у кого козыри. Когда заяц бежит, а охотник на месте — вы видели, что получается. Мы сделали наоборот. Что вышло, вы тоже видели». И добавил, тыча большим пальцем через плечо: «Если примешь их условия, потеряешь время, а другой раз и кое-что еще, а если заставишь их принять твои, они расстаются со шкурой».

Он посигналил для виду, а Копачиу принялся свистеть. Когда подъехали к вилле, Викол Антим протянул ружье лейтенанту. «Это было великолепно, я даже не ожидал». Башалига кивнул. «Я того же мнения, молодой человек, в высшей степени поучительно, не так ли?» А Копачиу добавил: «Доброй ночи», — и означать это могло что угодно. Не успел Викол Антим открыть ворота, как машина подрулила задним ходом, и из-под отстегнутого брезента в уличную пыль вывалились все шесть зайцев. Викол Антим оторопело взглянул на черные трупики и не нашел, что сказать, а Копачиу приподнял угол брезента: «В знак внимания от инженера Башалиги. Он говорит, что вы можете с ними делать все что угодно, хоть раздарите».

И подмигнул. «Сущий дьявол этот инженер Башалига, представляете, он говорит, что раз поучительно, так должно быть поучительно до упора. Этот фокус с зайцами в его вкусе. Я так думаю, вы можете даже не считать себя обязанным». Он задрал голову к небу: «Да, поздновато, молодой человек, но великолепно было, а?»

Викол Антим не отозвался, он стоял у ворот, совсем один, глядя на шестерых зайцев, убитых Копачиу из карабина, чужие сапоги промокли, то ли от пота, то ли прохудились, и не было сил. Копачиу шлепнул рукой по брезенту. «Пока, и не дуйтесь, можете их отдать кому хотите, никто вам слова не скажет. Только смотрите, молодой человек, не навредите себе. Здесь, во Владии, любой пустяк…» Машина рванула, и Викол Антим не расслышал конца, стало так тихо, как бывает только в глуши, осенью, когда все кузнечики умерли.

В несколько присестов он перетащил зайцев в сарай подле одного из заброшенных домов, которых было много в этом конце города. Его передернуло при мысли, что через день или два их учуют собаки и по улицам будут валяться клочья рыжей шерсти.