Как знаю, как помню, как умею

Думаю, что лекарство стоящее. Нет, правда, Лёня, я делаю, если не все, что могу, то, во всяком случае, все, что умею — для того чтобы не раскиснуть. До 1 апреля у меня будет не жизнь, а собачий бред. Хотя мне удалось спихнуть один спектакль (в театре Дома пионеров) Каждану[18] — к нашему обоюдному удовольствию. Но вышла тут маленькая неувязка: я думаю, что подложила ему свинью, а он кричит на всю Москву, что, дескать, Таня очень хороший товарищ. Тут что-то непонятное происходит.

Вот примерно так складывается жизнь.

А ваше письмо, дорогой товарищ, все еще остается без ответа, но это все неважно, важно то, что я не забываю про это. И про это и про вас. И соскучилась.

Т. Л.

Москва. 6.03.38.

Ой, Лёня, такая весна, что просто некуда скрыться. Куда не кинешься — везде уже весна. До черта хочется ничего не делать, одеть несуществующее новое пальто и идти гулять по Москве, и покупать цветы, которыми уже полны улицы. И зайти в книжный магазин — покупать книги. А в писчебумажный — краски. И зайти в кафе, выпить кофе, а может быть, и что-нибудь более зажигательное. Вообще ходить по этому волшебному городу и удивляться на то, какие за зиму выросли дома и какие ложатся от них очень чудные синие тени. Глазеть на небо и останавливаться на мостовой, и плевать на все уличное движение, но «…слава — это постоянное усилие» (подлец этот Ренар), и я сижу, прикованная к Робин Гуду, как каторжник к тачке, и занимаюсь тем, что выдумываю этому милому товарищу скромный, но элегантный костюм для охоты на ноттенгамского шерифа и дремучий лес, приспособленный под общежитие для разбойников. (Все свои гимназические настроения приходится прятать в карман.) Чтоб ей пусто было, этой «доброй старой Англии». А не лучше ли расстаться с этой безумной мечтой: быть современником вечности и наслаждаться жизнью в полной и легкомысленной мере? Что вы на это скажете?

Т. Л.

Москва. 10.3.38.

С мягкими знаками что-то не то, сама чувствую. И не у кого спросить. Простите уж меня, Лёня.

Т.

Лёня, милый мой!

У нас дождь и никаких цветений. Я не жалуюсь. Мне нравится шлепать по лужам и жить под зонтиком, и потом под дождик очень сладко спать, а это, сами понимаете, очень важный момент в моем существовании.

Вы спрашиваете меня, как я живу? Непонятно живу. Только это мы с вами расцеловались, и вы уехали, а я осталась одна — дура дурой — среди обалделых типов, проводивших своих горячо любимых родственников — между прочим, я еще долго переживала эти ваши лихие прыжки в поезд на ходу. Я больше всего боюсь пьяных писателей, собак и когда садятся в поезд на ходу. Ну, словом, как только я очутилась в мире суровой безалкогольной действительности, посыпались на меня разные мелкие сюрпризы и подарки. Это было так неожиданно, что я решила, что это ваш приезд принес — кроме дождя — еще и счастье. Очень волшебно!

Можете ругать меня сумасбродной женщиной, но я никогда не выдавала себя за положительную и благоразумную особу. И не так уж сильно убиваюсь по этому поводу. Помните, еще Маяковский писал — «надеюсь, верую, ко мне вовеки не придет — позорное благоразумие» (Кушайте, пожалуйста). А у меня этого счастья хватит на нескольких (неблагоразумия.) Уже мило? Я, с вашей легкой руки, пристрастилась к спиртным напиткам. Сегодня привелось мне отобедать с поэтом Тихоновым (он опять в Москве), и мы воздали дань этому богу — забыла его названье (нет, не Бахус, а другой какой-то, но тоже покровитель алкоголиков), и я, если не пьяная, то, как говорила моя нянька, «выпимши». Прошу простить и не судить строго.

Мне очень хотелось написать вам в Киев, но вы не дали мне адреса — я же не могу писать в никуда? Сами виноваты. И почему я сумасбродная? Это вы сумасбродный. Мы так четко и гладко договорились об этом дивном сантиментальном путешествии из серии «путешествия на край света». Вы, золотой мой, просто невнимательная шляпа.

План несложен: завтра чуть свет вы летите в ВТО (и я тоже) и покупаете себе путевку — или курсовку (это как вашей милости угодно) в Плес (для разнообразия через одно с) с 15 июля по 1 августа или по 5-е (сама сомневаюсь). А до этого мы едем в легендарный рейс по Волге и Каме или просто по Волге — там решим. Помните, вы мне рисовали — Пермь, Казань и еще какие-то города. Вообще это неважно. Важно одно, пароход, движение вперед, колесо к колесу, палуба, которая осточертеет через пять дней, и ваше милое общество, чего же вы дурите мне голову с Алупкой и д/о Большого театра? Нет, на балетных вам придется в этом году поставить крест. Настанет чудная жизнь! И мы приедем в Плес, вы начнете меня пилить — если не найдете ни одной новой тропинки, а я, под ваше гудение, буду рисовать этюды под названием: природа, как я ее понимаю. Нет, правда, мне ужасно хочется иметь немного солнца, купальный костюм, кусочек места на траве и покой. Все-таки я очень устала. А насчет того, что лирика требует организации и подготовки — это сомнительно еще.