— Разумеется, на первом плане была непосредственно тревога за жизнь Бориса Николаевича. Но и с точки зрения выборной ситуации это для нас было совершенно катастрофическое время, когда мы теряли полтора-два процента рейтинга за сутки. При том, что отрыв от Зюганова в первом туре составлял всего лишь чуть больше трех процентов. Было совершенно ясно, что мы идем к абсолютной катастрофе. Все зависело от количества суток, остающихся до второго тура. Вся программа между первым и вторым туром была очень насыщенной, расписанной по дням, а в днях — по часам. Мы старались воздействовать именно на те категории избирателей, которые были нам нужнее всего. Скажем, у нас была запланирована большая встреча Ельцина с работниками села, с крестьянами. А поскольку там ментальность чисто советская, то и встреча была устроена в абсолютно советской стилистике — ожидалось, что в Кремлевском Дворце съездов соберутся несколько тысяч человек со всех концов страны, зачитается обстоятельный отчетный доклад, после доклада — концерт… Словом, весь антураж, весь распорядок этого мероприятия был задуман в классических советских традициях. И вот узнаем: Ельцин болен. А люди-то уже здесь! Либо вот-вот будут здесь. Приходится ограничиться обращением президента к работникам сельского хозяйства, которое зачитывает Виктор Степанович. Весь ожидаемый плюс разворачивается в минус. Получается прямо противоположный эффект по самым болезненным точкам… В этом смысле риски были, конечно, колоссальные.
Как голосовать «лежачему» больному?
Второй тур неумолимо приближался. Возник вопрос, как быть с голосованием — где и как опускать бюллетень человеку, разбитому инфарктом?
«Наина настаивала, — вспоминает Ельцин, — чтобы мне, как «порядочному больному», избирательную урну привезли прямо домой. «Это же по закону!» — чуть не плача, говорила она. «Да, по закону, но я хочу голосовать вместе со всеми». — «И что ты предлагаешь?» Я позвал Таню, и мы обсудили все варианты. Первый — голосовать по нашему московскому адресу, на Осенней. Его отвергли почти сразу: длинный коридор, лестница, долго идти по улице. Даже я, со своим упрямством, и то понял, что это невозможно. Второй вариант: санаторий в Барвихе, недалеко от дачи. В санатории всегда голосуют, там есть избирательный участок, и все будет по закону, все правильно. Туда же можно пригласить и корреспондентов.
Я продолжал сомневаться: «Ну что это за голосование, среди больных?»
«Папа, журналистов будет чуть-чуть меньше, но поверь, их будет совсем не мало — основные каналы телевидения, информационные агентства, все как обычно», — успокоила Таня. «А как объяснить, почему я отправился в Барвиху накануне выборов?» — не унимался я. «Все знают, сколько ты мотался по стране, сколько сил отдал избирательной кампании. Никто не удивится, что ты взял между первым и вторым туром краткосрочный отпуск, поверь. Тебе тоже отдыхать надо». «Неубедительно», — пробурчал я. Но в конце концов согласился».
Дело, конечно, было не только в ельцинском «хочу — не хочу». Непоявление президента на избирательном участке (хотя бы в санатории) было бы явным свидетельством: президент в самом деле серьезно болен. А это не могло не повести к дополнительной потере голосов.
«…В день второго тура, — пишет Ельцин, — я с огромным трудом поехал вместе с Наиной на избирательный участок. Телекамеры ОРТ, РТР, НТВ, журналисты и корреспонденты информационных агентств, всего человек двадцать, внимательно следили за каждым моим движением. Собрав волю в кулак, я улыбнулся, сказал несколько слов: «Послушайте, я уже столько раз отвечал на все ваши вопросы…»
А вот как вспоминают о том же самом эпизоде бывшие помощники президента:
«Через несколько дней (после съемки обращения. — О.М.) таким же образом снимали эпизод голосования Ельцина (он сделал несколько шагов к урне для голосования и опустил в нее бюллетень)… Как всегда в подобных случаях, должное впечатление у зрителей помогло создать искусство телемонтажа».
Так или иначе, «санаторное» голосование Ельцина вызвало новые толки о его здоровье и, соответственно, новые разъяснения и опровержения.
«Президент чувствует себя нормально, — уверял Сергей Филатов корреспондента РИА «Новости» в середине дня 3 июля. — Просто врачи посоветовали ему поберечься и не ездить в Москву голосовать».
Филатов попросил журналистов не обострять обстановку и не муссировать слухи о болезни президента — это, мол, «на руку сторонникам коммунистов».
Несколько позже другой член ельцинской команды — Георгий Сатаров — заверил журналистов, что у президента банальная простуда. «Если бы Борис Ельцин был серьезно болен, — сказал Сатаров, — он уже находился бы в Центральной клинической больнице».
К ельцинским помощникам присоединился и председатель ЦИК Рябов, у которого была возможность пообщаться с президентом. По его словам, Борис Ельцин «очень хорошо выглядит — уверенно, нормально и спокойно».
Что ж, это, наверное, был как раз тот случай, когда ложь действительно — во спасение.