Реалии жизни женщин, зарабатывавших секс-услугами, наглядно отражены в двух историях. Мэри Дэвис (урожденная Келли) было всего 19 лет, когда ее муж погиб во время работы на угольной шахте в Южном Уэльсе. Потеряв связи с местной ветвью семьи, она переехала в Кардифф и поселилась вместе с двоюродной сестрой, занимавшейся проституцией в районе Тайгер-бэй. В 1884 году она переехала в Лондон, работала в Вест-Энде, затем на несколько месяцев уехала в Париж. Вскоре, вернувшись в Лондон, она какое-то время жила в борделе на Ретклифф-хайвей, а затем в 1887 году ее социальное положение изменилось. Мэри встретила Джозефа Бартнетта, и они съехались, несмотря на то что официально были не женаты. Он работал грузчиком в порту и на Смитфилдском рынке, и какое-то время они жили как добропорядочная пара из рабочего класса. Однако их союз подвергся тяжелому испытанию, когда безработица вынудила их отправиться в ломбард, чтобы найти средства для оплаты квартиры. Причиной разногласий в паре служило и то, что в холодные ночи Мэри пускала на ночлег подруг, которые продолжали заниматься проституцией. В конце концов Джо бросил ее, и Мэри пришлось вернуться к старому способу заработка. О жизни Мэри нам известно из полицейского расследования, проведенного после ее убийства, — она была последней жертвой Джека Потрошителя. Однако ее путь, петляющий между добропорядочной домашней жизнью и проституцией по воле переменчивых обстоятельств в мире гнетущей нищеты, был, по-видимому, вполне типичным.
Вторую историю рассказал Генри Мэйхью, журналист и социальный исследователь, который брал интервью у представителей лондонского рабочего класса. Впервые опубликованные в газете The Morning Chronicle, а затем изданные в виде книги, его интервью дают редкую возможность узнать о том, какими тогда были женщины, и о том, что они сами думали о своей жизни. Одна молодая женщина (он никогда не записывал имена и адреса тех, с кем общался) была по профессии швеей, и этой работой обеспечивала себя и свою престарелую мать. Девушка занималась пошивом брюк для крупного производителя готовой одежды. Когда работы было много, то за шестидневную неделю, работая по 18 часов в день, она зарабатывала достаточно денег, чтобы оплачивать аренду своего однокомнатного дома и питаться два раза в день. Но когда работы было мало, с фабрики присылали заказов только на четыре дня работы. И спасаясь от голода и мрачной перспективы отправить мать в работный дом, она вступила в связь с мужчиной, который платил за ее сексуальные услуги: «Я была добродетельной, когда начала работать, и всегда была добродетельной до последнего года. Я всеми силами старалась сохранить целомудрие, но я не могла достать еду и одежду для себя и своей матери». Знакомая с нравственными установками среднего класса, она заверила Мэйхью, что сделала это только по необходимости и предпочла бы остаться «честной девушкой», не важно, как тяжело ей пришлось бы работать. Но при этом она также продемонстрировала прагматизм, свойственный рабочему классу, где ее поведение рассматривалось как вполне разумное, и была достаточно уверена в разумности собственного решения, чтобы согласиться рассказать историю для записи, зная, что соседи ее не осудят: «Многие девушки в швейной мастерской советовали мне согрешить. Они рассказывали мне, что испорченным [sic] хорошо живется. Говорили, что у них полно еды и питья и хорошей одежды».
В беднейших районах крупных городов проституция могла быть осознанным выбором молодых женщин, считавших, что это их единственный шанс провести молодые годы независимо и с удовольствием. В таких районах, особенно в Лондоне, многие девушки начинали сексуальную жизнь, когда им было около 15 лет, с необдуманных отношений с юношами своего возраста. Эти романы нередко были короткими и следовали один за другим — нам в наше время такой стиль отношений известен гораздо лучше, чем большинству викторианцев. Многие из этих девушек после выходили замуж и вели обычную семейную жизнь, но у некоторых случалось нечто вроде переходного периода, когда они работали проститутками. Для этой группы женщин секс за деньги, очевидно, имел совершенно иные культурные коннотации, чем для более преуспевающих членов общества. В их кругу это был всего лишь один из этапов жизненного цикла женщины, а не полный отказ от надежд и нравственности.