Как женить слона

– Ирка! – возмущенно фыркнул он и развернул меня к себе. Я рассмеялась и поцеловала его в губы. Гриша ответил на мой поцелуй, и на этом предварительные ласки были окончены. Мы теперь делали все быстро и тихо и нечасто. Впрочем, заниматься любовью тихо – вполне оправданно, ведь мы должны быть примером для дочери. Какими бы мы были воспитателями, если бы из нашей спальни до невинных ушей нашей дочери доносились сладострастные стоны.

Правда, иногда мне хотелось бы и постонать. Как это было раньше. За годы совместной жизни Гришка давал мне много поводов стонать от наслаждения. Он всегда был таким веселым, страстным. А когда он в постели отдавал приказ «выпустить шасси», я буквально умирала со смеха и удовольствия одновременно.

С тех пор как его уволили, многое поменялось. И не в лучшую сторону. Григорий замкнулся и какое-то время вообще меня не замечал, будто остался один в пустыне. Он добровольно умирал от жажды, а я лежала рядом с ним и беспомощно наблюдала за этим. Потом все кое-как пришло в норму, если можно так сказать. Мы адаптировались. Все превратилось в рутину. Он по-прежнему сидел в пустыне, но периодически оборачивался и принимал из моих рук стакан теплой воды. Ничего другого Гриша не хотел.

Теперь, занимаясь любовью, я не испытывала никаких проблем вести себя тихо. Я могла бы и вообще не просыпаться, если на то пошло.

Но все это вместе невероятно бесило.

Казалось, что все хорошее в нашей жизни кончилось вместе с его увольнением. Как будто он теперь был менее мужчиной только потому, что не мог летать, решать вопросы по-боевому и командовать другими офицерами. А мы ведь не старые люди. И я вовсе не готова надевать чепец и очки в роговой оправе в тридцать четыре года.

Итак, мы занимаемся любовью. Вернее, это Гриша занимается чем-то в этом духе, а я же лежу и думаю о том, как не правы мы были, что устроили дочери скандал. И в какой-то момент меня вдруг осенило! Я раскрыла глаза и воскликнула:

– Мы должны пригласить его в гости!

– Кого? – Гриша остановился, приподнял голову и посмотрел на меня в полнейшей прострации. – О чем ты?

– О том, что нельзя делать из этого мальчика запретный плод, – пояснила я мужу, но ему от этого не стало легче. Он лежал «сверху» и недовольно щурился, пытаясь понять, что делается в моей голове. Запоздало я поймала себя на мысли, что, по-хорошему, нужно было все-таки дождаться окончания акта страстной любви. Как-то я не вовремя, вот ведь незадачка.

С минуту в спальне висела напряженная тишина.

– Ты об этом рыжем придурке, что ли? – скривился Гриша, догадавшись наконец, о ком я говорю. Он сполз обратно на кровать, натянул пижамные штаны и злобно меня оглядел. – Думаешь, это был самый правильный момент, чтобы сказать мне об этом?

– Извини, – смутилась я. – Продолжай, потом поговорим.

– Продолжай? – вытаращился на меня Гришка. – Значит, вот так просто? Продолжай?

– Слушай, я просто все еще переживаю. Ну что с того, что Варя влюбилась? В конце концов, мы должны быть более… понимающими.

– Понимающим? Ты хочешь именно этого? – грозно спросил меня Гриша. – Чтобы какой-то молокосос думал, что ему все можно? С моей единственной дочкой?

– Не переворачивай мои слова! – возмутилась я. – Мы оба работаем, дома почти не бываем и так редко видим Варю, из-за чего много не знаем о ее жизни. Она влюбилась. И что такого? Давай скажем, чтобы приводила его в гости? Так они будут у нас на глазах, и ничего противозаконного не случится. И к тому же этот рыжий черт будет знать, что мы следим за ним.

– Ох, глупость какая, – тяжело вздохнул Гриша.

– Почему ты считаешь, что все, что я говорю, всегда глупость?

– Было ошибкой затеять этот разговор, когда я пытался… А, ну тебя, – Гриша сел на кровати и включил тусклую лампу, стоящую на тумбочке.

– Ну, прости, что меня волнует будущее дочери и что я ни о чем другом и думать не могу, – возмутилась я и тоже села на кровати. Так мы и сидели, оба без сна, злые друг на друга, как черти.

– Ладно, Иринка, – признал муж безо всякой охоты. – Надо сказать, что на этот раз ты не так уж и не права.

– Ого, какая щедрость, – буркнула я. – И в чем же я тогда права?

– Мы действительно почти ее не видим.

– Ах, это! Конечно, – скривилась я. – А про то, что нельзя делать запретный плод из ее одноклассника, ты вообще услышал? Я думаю, что так мы только усилим тягу к нему. Она станет еще чаще с ним встречаться и уроки прогуливать, только чтобы сделать все назло нам. Это называется – подростковый протест.

– Это – тоже, – протянул задумчиво Гриша. – Хотя, если честно, мне не хочется даже смотреть на него. Черт, как все непросто.

– Маленькие детки – маленькие бедки, – напомнила я мужу. И тут он меня огорошил.

– Хорошо, Иришка, давай решать все это по-боевому. Ты говоришь Варе, что мы перегнули палку и что она может приводить этого оболтуса в гости, если уже ей он так нравится. Но это не значит, что я не пристрелю его, если…

– Я поняла твои мысли, – хмыкнула я. – Уверена, что, как только он впервые попадет в наш дом, ты сам донесешь до него это в полном размере.