Читаем Как женились Чекмаревы полностью

- О Риме и германцах? А что? Бывает. Сам ты изучал историю. Вместе когда-то учились.

Гоникин посмотрел на Рябинина непризнающими холодными глазами обманувшегося: да, был человек и пе стало человека. Пока в лице Гоникппа не окончательно затвердела беспощадность под улыбкой притворного сочувствия, Игнат спросил Рябинина:

- Значит, ты все еще не на заводе? - Глаза старика налились пятарно. Не пускает Гоникин?

- Да почему ему на завод? - Гоникин пожал плечами.

- Хочется мужику погреться у печки, - сказал Игнат.

- У кочегарки-то разво холодно? - Гоиикип засмеялся.

- Иди ты, знаешь куда?.. - Игнат начинал рычать. - Ты, Павел, если сам не разбираешься в технике, то расспросил бы мастеров. Они скажут тебе: качественный техник Рябинин, - закончил Игнат.

Рябинин легко встал, выпрямился.

- Разрешите мне пойти на работу? - обратился он к Афанасию.

- Идите. Сегодня я буду у вас на электростанции. - Афанасий прислушивался к удаляющимся солдатским шагам Рябинина.

- Варвара, неси свою безградусную вишневку, - скомандовал Игнат. - Пигь не будешь, Варя? Она у меня святая: не пьет, пе курит! - Игнат похлопал жепу по плочу.

Афанасий улыбался, радуясь концу отцовской смурости: зацепился за жизнь.

- Судьба Николая - горький упрек нам с вами, отчасти конечно, - говорил Игнат. - Как ветошку мазутную протащил по своей биографии. Ну да, честный! Всех нас проверит война, помяните мои слова, ребята... Ты, Павел, не гневайся на меня.

"А батя - характер! Насгыра, властный. Ить, под бокс постригся, щеголяет борцовским затылком, внушительными выпуклостями за ушами. А вид всех давишь.

Безустальный. Отстоял на заводе вахту, потом соснет малость, в дружину пойдет", - думал Афанасий, как бы сторонними глазами глядя на отца.

Из-за молодых прозрачно-зеленых листьев винограда выглянула Катя Михеева. Остановилась у порога, поправляя платье на высокой груди, по-детски моргая карими глазами, сиявшими жарко и весело.

Игнат вскочил, шире распахнул дверь.

- Милости просим чайком побаловаться, - с воскресшей прытью он усадил Катю за стол, веселея по-утреннему, и с сыном и Гоникипым заговорил раскованно, как молодой парень со своей ровней, очутившийся на девишнике.

- Я люблю Катюшку, и все должны любить ее.

Со смышленостью прозорливицы Варя соединила взглядом чекмареаских мужиков и Гоиикииа с этой налитой здоровым румянцем девкой.

"Чему же я дивлюсь на молодых... тут старика-то впору на цепь сажать... Ох, этот Игнат Чекмарь, все отдаст за бабью красу. И меня он, сатана огромадный, сманил за два вечера", - думала Варя, и запоздалая оторопелость нашла на нее.

Афанасий, застегнув ворот гимнастерки, кажется, одним ухом слушал доклад Михеевой о дежурстве в райкоме, глядя на шевелившиеся листья винограда, обвившего террасу. Лицо его было задумчиво-отрешенным.

- Спасибочко за чай, тетя Варя, а вам, дядя Игнат, за слова добрые, ласково, нараспев сказала Катя.

Прерывистый звук мотора посыпался в уши - уж не самозавелся ли гоникинский мотоцикл, вонявший бензином у калитки под вишней?

Но моторный рык был чужой, злой и торжествующий, и когда надсадный гул хлынул на веранду, стекла задребезжали тонко, как ужаленные. Все вышли в сад.

Будто чья-то невидимая рука скользяще метнула из-за лысой горы в озерно-голубое небо самолет с .черными крестами на плоскостях.

У водозаборной колонки, оставив ведра, женщины подняли к небу лица. По песчаному берегу, у косого набега волны голые ребятишки, затенив глаза ладонями, глядели на самолет. У Кати Михеевой сузились зрачки, будто ловчились прянуть на выселенную дичь.

- Далеко залетел, стервец, - тихо сказал Игнат сыну.

- А так ли уж далеко? Вся Волга от верховья до низу в зоне досягаемости неприятельской авиации. - Афанасий оглянулся на мачеху - держась за стояк веранды, она всо еще глядела по-над Волгой, где, уменьшаясь, мельтешил утетавший неприятельский разведчик.

Гоникин выкатил мотоцикл за калитку.

- Садись, Катерина. Поехали на ветку.

- Вот еще! Не сяду.

- Подури у меня, комсомолка строптивая.

Катя, метнув по сторонам взглядом, села позади Гоникипа, крепко обхватила его тонкую талию.

"Эта не выпустит Пашку ялтвьем. - Нежданные мимолетные думы эти с осклизом резанули по сердцу Афанасия. - Да мне-то какое дело до них? Не брат, не сват, не просто родня".

- Эх, нам бы только опрокинуть его, а там союзники накинутся. А пока немец шустрит, они колбасой будут отстреливаться. Закуска, правда, ничего, соленая, - говорил отец.

Афанасий оперся рукой на мосластое, чуть повыше левого, правое плечо отца.

- При ней, - кивнул на Варю, - не хотел тебе говорить, а ты должен знать: немцы наступают крупно. В излучине Дона немца набилось густо, невпроворот. Плюнуть, говорят, некуда... Да, насчет Николая Рябинина есть у меня задумка: командиром истребительного батальона назначить. А твое мнение?

- Коли есть кого истреблять, Николай в самый раз.

Видно, долго придется нам и работать, и служить в ополчении.

- Нелегко, батя, но иначе нельзя.

- Да не о легкой жизни хворает моя душа... Да что толковать-то?!

Афанасий сказал, что ему нужно перебраться на новое местожительство поближе к райкому.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии