Как же быть?

Он позволял себе обманывать даже главного редактора. Единственный, кого он никогда не обманывал и чьи просьбы выполнял всегда, был заведующий отделом рекламы. Стоило тому сделать заявку на самую пустяковую рекламу каких-нибудь пуговиц или клопиного порошка, и господин Фиш недрогнувшей рукой выбрасывал любой материал и вставлял рекламу пуговиц. Он отлично знал, что только реклама даёт газете верный доход. Не будь её, не будет и газеты, и его, господина Фиша, и даже господина Дона, главного редактора.

Компании, фирмы, магазины всё больше обращали свои взоры в сторону возносившейся в небо телебашни и всё меньше несли объявлений в мрачное четырёхэтажное здание «Утренней почты». Это обстоятельство заставляло господина Фиша нервничать. Щёлканье подтяжек звучало теперь чаще и беспорядочней.

Самыми яркими фигурами в газете были репортёры. Им Лори тайно завидовал и восхищался ими. Конечно, и здесь существовали традиции. Одних, как, например, Луки (всех репортёров звали Луки, Дики, Маки и т. д.) из отдела светской хроники, или тех, кто освещал работу городского муниципалитета, все уважали. Они могли без стука входить к господину Дону в кабинет. Ничего жилось и полицейскому репортёру, и спортивному обозревателю.

А вот специалиста по освещению профсоюзной жизни никто не ценил. Он с утра до вечера мотался по разным собраниям, писал сенсационные разоблачения о нравах, царящих на немногих городских промышленных предприятиях. Но их никто не печатал.

И репортёр, в чью задачу входило рассказывать о строительстве жилья, благоустройстве, городском транспорте, тоже не мог тягаться со своим коллегой, прикреплённым к муниципалитету и, в отличие от него, освещавшим не дела, а слова муниципальных советников…

Часам к одиннадцати вечера номер бывал в основном готов, и его спускали в типографию. И тут снова начиналась кутерьма.

Греясь в ожидании газет в огромном, пахнущем краской и машинами зале, Лори частенько видел, как вдруг номер требовали наверх, снова приносили и снова уносили. В последнюю минуту происходила какая-нибудь сенсация, которую срочно требовалось всунуть в газету: кого-то убивали, похищали, грабили; кто-то умирал, женился, разводился; где-то начиналась война или свергался президент; разорялась крупная компания или падали в цене важные бумаги.

Мгновенно набирались огромные заголовки, специалисты по «атомным» репортажам прямо здесь же, в типографии, диктовали живописные подробности событий, при которых они не присутствовали, и из номера, чтобы найти место, выбрасывались крохотные заметки злополучного репортёра по профсоюзным делам или коллективное письмо с жалобой на незаконные действия полицейского.

Но если б не хватило места даже для сообщения о том, что страна вступила в войну или что в соседнем городе высадились марсиане, господин Фиш всё равно не выбросил бы самого маленького рекламного объявления.

В час или два часа ночи первый выпуск «Утренней почты» бегом уносили в город десятки горластых парней. В том числе и Лори.

А потом шли новые выпуски, дополнительные выпуски, дневные выпуски, специальные выпуски. И так весь день.

Лори прекрасно понимал, что если бы завтра «Утренняя почта» прогорела, то под пеплом своим она похоронила благополучие не столько господина Дона (у того в банке лежало достаточно денег), сколько благополучие остальных сотрудников, начиная от тихих, безропотных секретарш и кончая шумливыми репортёрами. Уж не говоря о нём — Лори. Ну конечно, самые крупные обозреватели из закрытых кабинетов не пропали бы, но остальные…

В восемнадцать лет Лори уже довольно быстро разбирался в окружающем его мире. Тем более, если находился опытный гид.

У репортёров были, у каждого свои, иногда непонятные привычки. Например, Руга, Он был одним из самых старых работников газеты. Покинув в своё время обозревательское кресло и дойдя до должности полицейского хроникёра, он медленно, но верно спускался всё ниже и ниже. Как только Руго получал гонорар, он сразу мчался в бар. Но пить один не любил, ему нужно было исповедоваться, философствовать, иронизировать, объяснять кому-то жизнь. Поскольку его коллеги — другие репортёры — могли делать это не хуже его, он выбирал кого-нибудь из мальчишек-газетчиков постарше и посмышлёней и тащил их с собой в бар. Там, поставив веред парнем кружку пива и поглощая одну за другой рюмки значительно более крепких напитков, он без конца говорил.

Иным становилось скучно. Иные просили ещё пива и с непривычки быстро хмелели.

А вот Лори внимательно слушал.

— Видишь ли, парень, говорил Руго после пятой рюмочки (до пятой он обычно жаловался на господина Дона, на Фиша, на заведующего отделом информации и на других своих начальников), — видишь ли, в нашем газетном деле справедливости нет. Понимаешь, нет! И, между прочим, не может быть! Он многозначительно тряс указательным пальцем перед носом Лори.