Как закалялась сталь-2 и 1/2

— Слышь ты, козел, не хрен стоять — пулей мне воду поменяй, — с материнской улыбкой промурлыкала она вместо: «Жили-были старик со старухой…»

— Тетя, то говно, которое ты с утра спорола, было несвежим, — парировал он, удивляясь галлюцено- генности разговора в целом.

— Да я тебя, падлу» в клетку упакую, — так же умильно проворковала бабуся. — Да я санитаров сейчас…

Больной сделал по-идиотски озабоченное лицо и стал приседать, разводя руки в стороны, однозначно имитируя разминку перед боем.

— Волоки их всех сюда. Последний бой — он трудный самый…

То ли мускулистая фигура, то ли явный идиотизм ситуации сыграли свою роль, но бабулыса в который раз нежно улыбнулась и всего лишь обронила:

— Вот же долбоёб!..

Затем взяла ведро и, по-утиному переваливаясь, грузно покатила свое тело за свежей порцией воды.

Потом они подружатся, она окажется милейшим и безобидным человеком, что вовсе не означает, что она считала психов настоящими людьми.

Медсестры были молоды и страшноваты, а потому сексуально переполнены. Через пару дней он рке смело хватал их за ягодицы, а они вяло отбивались, не скрывая возбуждения. В итоге дверь, ведущая на улицу через пищеблок, была для него открыта, несмотря на тюремную дисциплину в организации. Свободой не злоупотреблял, но его до странного пугала перспектива потери физической формы. В ту пору он имел 72 с половиной килограмма вполне тренированного мяса и вовсе не хотел изменений этого положения вещей. Открывал пищеблок, забирал спортивную форму из кухонного стола и бегал пятнадцатикилометровые кроссы за час (то есть по четыре минуты на километр — о как!), убивая свои тяжелые служебные мысли и, возможно, лишние калории. Дурдом находился в лесу, рядом имелось даже небольшое озеро, где вполне можно было искупаться после пробежки.

Обследование шло своим чередом После недели ударной, сверхплановой сдачи анализов он попал на прием к своему лечащему врачу — обладательнице еврейской наружности, несексуальных лет и деревянного неподвижного лица. У дамы была красивая славянская фамилия Шмидт, ученая степень кандидата медицинских наук и огромные очки, через которые она воорркенно-мерцающе смотрела на «проявления объективной реальности, данной нам в ощущениях» (В. И. Ленин). За все время пребывания в дурке больной так и не отделался от навязчивого, но вполне естественного желания спереть эти самые очки и выжечь на подоконнике: «Слава КПСС!»

— А что, молодой человек, почему-таки вы не сняли с шеи золотую цепь с крестом? Вы что, с распорядком не близко знакомы?

— Да нет, знаком. Просто я человек набожный, а крест у меня только золотой, другого нет.

— А кому это интересно, я вас умоляю? Снять и сдать родственникам, сделайте такое нежное одолжение, на первом же свидании. Да, еще одно! Иду я на службу в прекрасном настроении и вдруг вижу молодого человека, бегущего по лесу, очень похожего на вас. Вы бежать не можете, потому как у нас больные по лесу не бегают — они у нас уже даже не сидят, они у нас уже лежат! Так это, видимо, брат-близнец. Вы ему таки передайте, что если он еще раз будет замечен в окрестностях больницы, то вам изменят режим содержания.

— А что за режим?

— Еще один вопрос, и будет что внукам рассказать, если, конечно, маразм к тому времени в ежика пыхтящего не превратит.

Пришлось предусмотрительно замолчать. Служба в разведподразделении формирует простые и надежные навыки. Его больше никто не видел в лесу, никто не знал, когда и насколько «болезный» исчезал из поля зрения Пиночета.

Так величали старшую медсестру, всеслышащую и всевидящую гром-бабу. Эта тетя была ветераном психиатрического фронта, сидящим в отдельном (!) микроскопическом кабинете, сделанном, видимо, с пятимиллиметровым припуском от ширины ее необъятных ягодиц.

Навыки навыками, но он не учел фискальные способы сбора информации. Какая-то больная сволочь накапала администрации, что в хозблоке хранится спортивная форма Девку уволили или перевели в другое отделение, а его вызвала к себе Пиночет. Ситуация отягощалась тем, что времена были еще тяжелые. Кроссовки не просто стоили денег, их было не купить, не говоряуж про трусы и майку с волшебным названием «Nike».

— Твое?

— Мое…

— А что это ты так на меня зыркаешь? Сейчас возьмешь ножницы и все порежешь на тряпки, а ботинки эти аляпистые — пополам.

— Что-о?!

— Молчать! Сейчас санитаров вызову! В клетку, в клетку упакую!

— Ах ты, сучка толстомордая, об меня, как о бомжа вонючего, ноги вытирать?! — он подался грудью на человекообразную свинью с крестом во лбу.

Пиночет пронзительно заверещала, налившись соком, поразительно напоминая Синьора Помидора из цветного мультфильма. Она заслонилась короткими пухлыми ручками и на одной ноте выводила, закрыв для уверенности поросячьи глазки:

— Сааааниииитааарыыы!..