Винтовка, дребезжа, покатилась по камням. Парень пытался подняться, но его сейчас же сбивали с ног идущие сзади.
Среди зрителей послышался хохот. Взвод смешал строй. Площадь проходили уже как попало. Неудачливый парнишка, подхватив винтовку, догонял своих.
Петлюра отвернулся в сторону от этого неприятного зрелища; не ожидая конца прохождения колонны, пошел к автомобилю. Инспектор, следуя за ним, осторожно спросил:
– Пан атаман обедать не останется?
– Нет, – отрывисто бросил Петлюра. За высокой церковной оградой, среди толпы зрителей, смотрели парад Сережа Брузжак, Валя и Климка.
Крепко обхватив руками, прутья решетки, взглядом, полным ненависти, всматривался Сережа в лица стоявших внизу.
– Пойдем, Валя, лавочка закрывается, – вызывающе громко, так, чтобы слышали все, проговорил он, отрываясь от решетки. На него изумленно обернулись.
Не обращая ни на кого внимания, он пошел к калитке. За ним сестра и Климка.
Подскакав, к комендантской, полковник Черняк с есаулом спрыгнули с лошадей. Передав их вестовому, быстро вошли в караулку.
– Где комендант? – резко спросил Черняк у вестового.
– Не знаю, – промямлил тот, – куда-то пошел.
Черняк оглядел грязную, неприбранную караулку, развороченные постели, на которых беспечно разварились комендантские казаки. Они и не думали даже встать при входе старшин.
– Что за хлев развели? – заревел Черняк: – Вы что развалились, как поросные свиньи? – налетел он на лежавших.
Один из казаков, сев, сытно отрыгнул и недружелюбно промычал:
– Ты чего кричишь? У нас свое кричало есть.
– Что такое? – подскочил Черняк. – Ты с кем разговариваешь, коровья морда? Я – полковник Черняк! Слыхал, сукин сын? Встать сейчас же, а то всыплю всем шомполов! – бегал по караулке разгоряченный полковник. – В одну минуту чтобы всю грязь вымести, кровати прибрать, морды свои привести в человеческий вид. На кого вы похожи? Не казаки, а банда с большой дороги.
Его ярости не было границ. Он с бешенством толкнул бак с помоями, стоявший на дороге.
Есаул не отставал от него, обильно сыпля матерщину, и, убедительно помахивая плеткой-треххвосткой, сгонял лежебок с постелей.
– Головной-атаман парад принимает, сюда зайти может. Живо шевелитесь!
Видя, что дело, принимает серьезный оборот и что шомполы действительно можно заработать – имя Черняка было всем прекрасно известно, – казаки забегали как ошпаренные.
Работа закипела.
– Надо посмотреть арестованных, – предложил есаул. – Кто их знает, кого они здесь держат? Заглянет головной – может получиться ерунда.
– У кого ключ? – спросил часового Черняк. – Откройте сейчас же.
Старшой торопливо подскочил и открыл замок.
– А где комендант? Что, я его долго ждать буду? Найти его сейчас же и прислать сюда, – командовал Черняк. – Охрану вывести во двор, выстроить в порядке… Почему винтовки без штыков?
– Мы только вчера сменились, – оправдывался старшой.
Он кинулся к двери искать коменданта. Есаул толкнул ногой дверь кладовой. С полу привстало несколько человек, остальные остались лежать.
– Откройте двери, – командовал Черняк, – здесь мало света.
Он всматривался в лица арестованных.
– За что сидишь? – резко спросил ой сидевшего на нарах старика.
Тот приподнялся, подтянул штаны и, немного заикаясь, напуганный резким криком, прошамкал:
– Я и сам не знаю. Посадили – вот и сижу. Коняга со двора пропала, так я же в этом не виноват.
– Чья коняга? – перебил есаул.
– Да казенная. Пропили ее мои постояльцы, а на меня сваливают.
Черняк окинул старика с головы до ног быстрым взглядом, нетерпеливо дернул плечом.
– Забери свои манатки – и марш отсюда! – крикнул он, поворачиваясь к самогонщице.
Старик не сразу поверил, что его отпускают, и, обращаясь к есаулу, заморгал подслеповатыми глазами:
– Значит, мне уйти дозволяется?
Тот кивнул головой: катись, катись поскорей. Старик поспешно отвязал от нар свою торбу и бочком проскочил в дверь.
– А ты за что посажена? – уже допрашивал самогонщицу Черняк.
Та, доедая кусок пирога, затараторила:
– Меня, пане начальство, по несправедливости посадили. Вдова я, самогонку мою пили, а меня потом и посадили.
– Ты что, самогонкой торгуешь? – спросил Черняк.
– Да яка там торговля, – обиделась баба. – Он, комендант, взял четыре бутылки и ни гроша не заплатил. Вот так все: самогонку пьют, а денег не платят. Яка же это торговля?
– Довольно, сейчас же убирайся к черту!
Баба не заставила дважды повторять приказание и, схватив корзину, благодарно кланяясь, попятилась задом к двери.
– Дай вам боже здоровечко, господа начальство.
Долинник смотрел на эту комедию широко раскрытыми глазами. Никто из арестованных не понимал, в чем дело. Было ясно одно: приведшие люди – какое-то начальство, имеющее власть над арестованными.
– А ты за что? – обратился к Долиннику Черняк.
– Встать перед паном полковником! – гаркнул есаул.
Долинник медленно и тяжело приподнялся с пола.
– За что сидишь, спрашиваю? – повторил вопрос Черняк.
Долинник несколько секунд смотрел на подкрученные усы полковника, на его гладко выбритое лицо, потом на козырек новенькой «керенки» с эмалевой кокардой, и вдруг мелькнула хмельная мысль: «А что, если выйдет?»