— Бог мой, Эмили! — раздался чей-то низкий голос. В ту же минуту ее остановили и поддержали чьи-то сильные руки. — Вы не ранены?
Ее мозг работал с бешеной скоростью, стараясь спасти ее от катастрофы, постигшей этот дом, и ей потребовалась лишь доля секунды, чтобы узнать Лайона. Чувствуя огромное облегчение, она прижалась к нему, а ее руки вцепились в него мертвой хваткой.
— О Лайон! — воскликнула она. — Что… что случилось?
— Я не знаю. Похоже, упало дерево. — Он замолчал, и она поняла, что он изучает степень разрушений с того места перед дверью в ее комнату, где они столкнулись. — Я шел к вам сказать, чтобы вы переселились на нижний этаж на то время, пока дует сильный ветер.
Эмили судорожно сглотнула и подняла голову, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Вот как. — Ее сердце забилось сильнее, когда она увидела, что на его красивом лице написано беспокойство, и у нее возникло опасение, что тот слепой страх, который душил ее лишь несколько секунд назад, превратился в печальное, безнадежное обожание. Она не должна давать волю эмоциям. Надо держаться от него на расстоянии. Разомкнув обвивавшие его торс руки, она положила дрожащие ладони ему на грудь. — Все… — звук ее голоса напоминал скрежет наждачной бумаги, когда ею водят по шершавому дереву, и она прочистила горло, — нормально. Я только вымокла. — Улыбка стоила ей больших усилий.
Выражение его лица не изменилось, он не отпустил ее, и так прошло несколько блаженных вечностей. Его взгляд передвигался по ее лицу, глаза сузились в раздумье.
— Лайон! — повторила она. — Пожалуйста…
Мольба в ее голосе, казалось, вывела его из транса, и он отпустил девушку. Увидел ее почти обнаженную фигуру и в удивлении приподнял одну бровь.
— Да-а, — протянул он, — это заслуживает одобрения.
— Боже правый! — В полнейшем смятении она прикрылась руками.
С улыбкой, от которой подрагивали уголки его губ, Лайон начал расстегивать свою белую рубашку. Хотя каждая клетка ее существа громко требовала спасаться бегством, она лишь с трепетом смотрела, как он раздевается — с какой-то необыкновенной экономией движений и плавной, возбуждающей мужской грацией. Ее восхищенный взор следил за игрой мышц у него на груди, пока он вытаскивал руки из рукавов. Она во власти безумия от любви к нему. Что он собирается делать? Разве это все еще имеет какое-то значение? Разве она сможет остановить его, даже если бы хотела?
Тепло дорогого хлопка обволокло ее, словно его руки, словно сама любовь. О, если бы это была действительно его любовь, а не сброшенная с плеч рубашка! Ткань прильнула к ней, вбирая в себя оставленную грозой влагу, прогоняя холод.
Лайон взял ее за руку и потянул к лестнице.
— Куда мы идем?
— Туда, где не дует. — Он поднялся на одну ступеньку ближе к ней. Когда она отступила, он остановился, пробормотав какое-то проклятие. — Вы стоите здесь, вся мокрая и красная, такая возбуждающая, а моя рубашка облепила ваше тело там, где положено быть моим рукам, — процедил он с тихой угрозой. — Черт побери, в этом виде ваше место — на обложке «Гэллантс», а этой ночью — у меня в постели.
Она смотрела на него во все глаза, ошеломленная резкостью его тона. Трепетал каждый нерв, напряглась каждая мышца. Она желала его, но боялась того, что произойдет, если она протянет руку и коснется желвака, вздувшегося у него на скуле. Кончики пальцев покалывало и жгло от желания прикоснуться к нему.
Она понимала, что если так сделает, то он получит желаемое — послушную игрушку, а она никогда уже полностью не оправится после встречи с ним. Как он может, как смеет так с ней поступать? Он прекрасно знает о своей чувственной силе, этот проклятый бабник, решивший во что бы то ни стало добиться победы и на этот раз!
Она с вызовом вздернула подбородок.
— Как это любезно с вашей стороны — пожертвовать мне несколько минут вашего драгоценного времени. — Ее голос был слаб, но зато буквально источал сарказм. — Но мне не нужны ваши уроки любви. Мне и так неплохо. Когда-нибудь появится мужчина, который полюбит меня — такую, какая я есть, со всеми моими досадными принципами.
Он нахмурился, по его лицу пробежала тень разочарования и досады.
— А знаете ли вы, что до вас меня еще не отвергала ни одна женщина? — В его низком голосе слышались резкие ноты. Он сжимал ее руку, словно не понимая ее отказа и ожидая, что она последует за ним куда угодно и что бы ни случилось.
Она улыбнулась, потом хихикнула. Это была истерическая реакция, но она ничего не могла с собой поделать.
— Не переживайте, дорогой. Вы все так же неотразимы. Зачем, по-вашему, я надела это… это треклятое белье? — выпалила она, и ее глаза наполнились слезами. — Затем, что хотела — пусть на одну минуту — посмотреть, могу ли я конкурировать с вашими женщинами!