За решеткой тебе посчастливилось выучить ещё один диалект великого русского языка, на котором некогда говаривал Ленин. Ты знаешь, за какие слова следует отбить собеседнику голову, а на какие можно не обращать внимания. Жаль, что ты не филолог по образованию. Такую диссертацию можно было бы накатать на тему: «Речь и мышление» или «Влияние тюремной пищи на литературный русский язык»! Как всё-таки красочно описывал Достоевский тараканов, плавающих в тюремной похлебке! Я каждый раз с теплотой вспоминаю «Преступление и наказание», когда перед кормушкой разливают в миски баланду.
Где ещё, как не в тюрьме, ты мог бы выучить разработанную учеными гимнастику для космонавтов, плавающих в невесомости по космической рубке размером в твою вонючую камеру? Тебе пришлось полюбить бег на месте, а нескончаемые приседания уже не кажутся такими скучными и однообразными как в первые дни. Упражнения для глаз и на развитие брюшного пресса как-то незаметно вошли в привычку, а ежедневная постановка удара на опережение стала чем-то само собой разумеющимся, как прием пищи и чтение свежих газет.
Ты научился снимать стресс, занимаясь бытовыми делами — стиркой, штопаньем носков, взбиванием матраса, к примеру. Слегка почерневший юмор стал чем-то наподобие компаса, указывающего на выход из, казалось бы, безвыходной ситуации. Что поделаешь — тюремная жизнь абсурдна и нелепа во всех её проявлениях. Тюремщики даже расстрелять толком-то не сумеют, чтобы во время пальбы не сморозить какую-то хохму.
Никогда не забуду, как однажды, после вечерней проверки, надзиратели забыли запереть камеру. Я тогда сидел в тройнике. Наблюдая за реакцией сокамерников, я получил значительно больше удовольствия, чем в добрые старые времена во время просмотра спектакля в театре сатиры и юмора.
Самый ленивый и флегматичный арестант сказал: «Это мусорская прокладка. Не поддавайтесь на провокации…» — и завалился спать. Другой всю ночь судорожно вспоминал план-схему тюрьмы, увиденную краем глаза в кабинете начальника, активно обсуждая возможность побега, пока под утро сонный надзиратель не задвинул засов. Третий, самый трусливый и законопослушный, со словами: «Надо сказать, чтобы срочно закрыли, а то пришьют попытку к бегству,»— рванул в коридор искать надзирателей. Часа два где-то лазил, пока расстроенный не вернулся обратно, так никого и не обнаружив.
За решеткой ты впервые серьезно задумался над тем, что жизнь без веры бессмысленна и пуста, а река Времени устроена таким образом, что события тысячелетней давности порой протекают значительно ближе к нам, чем те, которые имели место, скажем, несколько дней или месяц назад. Помнишь, как мы всю ночь говорили о судьбе Иоанна Крестителя, об учении Пифагора, о тайном смысле символов, чисел?..
Я рад, что в тюрьме ты нашел время заглянуть в Библию и уже не задаешь дурацкие вопросы, чем, к примеру, Новый Завет отличается от Ветхого. До тебя наконец-то дошло, что Палестину следует искать на Ближнем Востоке, а не в закоулках Юго-Восточной Азии. Вспомнишь ли ты на свободе, как в тесной, прокуренной камере мы десятки раз перечитывали Нагорную проповедь Иисуса Христа и как каждый раз в хорошо знакомых словах открывался нам новый смысл?
Я не знаю, чем встретит тебя твой родной дом, но верю: ты не сломаешься, узнав, как много горя и зла принесли в твой дом нелюди в казенных мундирах. Ты никого из них не забудешь и никогда не простишь. Спрячь за улыбкой и пустой болтовней горечь и боль. Окружающим незачем знать, что ты в действительности испытываешь в глубине сердца, какие мысли хранишь на дне глаз. Расплата относится к тому виду блюд, которые принято подавать на стол холодными, когда все будут уверены в том, что ты абсолютно всё позабыл.
Возьми мои четки на память. Помнишь того парня, приговоренного на прошлой неделе к смертной казни? Громкое дело. Ты не раз встречал его, идя на следственку по узким лабиринтам-пещерам, прорытым неизвестными кротами под землей, на которой стоит тюрьма. Так это он когда-то их мне подарил. Сейчас сидит на осужденке, пишет кассационную жалобу.
Ну, да ладно о грустном. Не для того ты столько времени провалялся в бетонной берлоге, чтобы вылезти на свет божий с кислой физиономий. Из тюрьмы обычно выпускают арестантов в конце рабочего дня. На прощание тебе вручат справку об освобождении с колоритной фотографией в фас из уголовного дела. Спрячешь её в семейный альбом. Вдруг пригодится, когда в очередной раз станут переписывать историю человечества.
Всё, пора. Держи пять, братуха. Через несколько минут ты выйдешь за тюремные ворота и, надеюсь, никогда не вернешься обратно. Я рад, искренне рад за тебя и, конечно же, немного завидую, вышагивая из одного угла камеры в другой. Чтобы ты даже не сомневался — ты ещё не раз вспомнишь о нас, живя сытой и благоустроенной жизнью. Ты ещё будешь скучать по тюрьме, по этому странному, алогичному и перевернутому миру.