Одинцов говорит, что считает нас всех хорошими людьми и ему противно голосовать против любого из нас. Он говорит об уважении ко мне. Ему кажется, что в этой гонке за сундуком он временно потерял рассудок, который ему теперь пытается вернуть Инна. Это настоящий крик души. Инка обнимает Одинцова за голову, а тот продолжает рассуждать: «Правда, ребята. Я вас всех люблю. Я так рад, что мы впятером здесь остались. Извините меня, если я вас когда-то обидел. Правда». После сказанного воцаряется долгое молчание — Серега озвучил наши мысли.
Стволы бамбука взрываются в догорающем костре. Пора спать.
Глава 27
Тягостная ночь, безрадостное утро. Я теряю часть шевелюры, но Акул это не спасает. Возвращение на плот. «Сомневающиеся могут остаться». Нужна ли краска на необитаемом острове?
Ночью внезапно просыпаюсь от ужасного, непривычного для этих мест холода. К тому что ночью одежда на нас мокрая, мы привыкли, но сейчас она еще и холодная. Проблемы с внезапно поменявшимся климатом испытываю не только я, но расположившиеся на плоту не чувствуют страшного ветра, который продувает все насквозь. Лежу и дрожу, как цуцик. Что это за животное такое, не знаю, но если уж мне так холодно и тоскливо, то представляю, что он пережил. Заснуть не получается не только потому, что ливень безумствует, но и из-за странного ощущения, что морские волны разбиваются совсем рядом со мной. А вдруг береговую полосу полностью размыло и сейчас под моим гамаком вода?
Рядом ворочаются Сакины. Бедный Серега. Он пытается прикрыть Аньку своим телом, хотя сам наверняка уже посинел от холода. Эта погода совершенно некстати для наших захворавших. «Надо просто пережить эту ночь, — объясняю я сам себе. — Это испытание, которое надо пройти, чтобы победить». Я стискиваю отскакивающие друг от друга из-за холода зубы. После едва слышных переговоров на плоту, из которых понятно только, что Серега волнуется, а Инна о чем-то жалобно просит его, огромная фигура Одинцова поднимается. Он хочет заделать дыру, из которой страшно льет дождь. В ход идут спальники, желтые плащи, все, что угодно, только чтобы отвести в сторону холодный дождь, а Инна успокоилась.
Такого паршивого утра припомнить не могу. Никто и не думает вылезать из мокрых спальников. Хотя у нас их шестнадцать штук, ни одного сухого не осталось. Дождь идет уже часов восемь кряду, везде лужи и озера. Все лежат, уткнувшись в спальники, дрожат от холода.
— Ну что, вставать будем? — ни к кому не обращаясь, спрашивает Одинцов.
— Я, кажется, болею, — уклоняется Инна.
— Анька тоже пусть лежит, — вступает Сакин.
— Пусть дамы остаются в доме, а мы попробуем развести огонь. Может, поесть приготовим, — включаюсь я в светскую беседу.
— Пошли. — Одинцов наконец решился.
— Надо еще крышу опустить с этой стороны, — предлагаю я как лицо, наиболее пострадавшее от несовершенной крыши.
— Тогда ты займись крышей, а мы с Одинцом — костром. — Сакин тоже встает.
В поисках сухих дров проходят первые полчаса. Тем временем Сереги продолжают ломать плот. Бамбук — незаменимая вещь в этих условиях. В любой дождь он внутри остается сухим, а значит, горючеспособным. Тем временем Сереги устанавливают: зажигалка от сырости приказала долго жить. Невеселое известие перевариваю наверху, продолжая совершенствовать крышу. Дождь заливает глаза. Время от времени глотаю пресную воду, льющуюся с неба, и продолжаю подрубать крепление крыши. Огромная конструкция трещит от напряжения, держится только на одной веревке. Испещрив пальму порезами, наконец справляюсь с распоркой, и она оседает по пальме до ее изгиба. То, что надо: теперь я защищен от ветра с моря.
Ребята продолжают попытки добыть огонь. Это уже не раз испытанное ощущение, когда безумно хочется тепла или света, но ты не в силах получить желаемого, никогда не забуду. Вот когда понимаешь, что означает слово «НЕВОЗМОЖНО»; когда чувствуешь свое бессилие и злость, а порой и отчаяние. Абсолютно все промокло и отсырело, а для того чтобы разжечь костер, нам позарез нужно что-нибудь относительно сухое, годное на растопку. Обшарив все вокруг, два Сергея приходят к оригинальному решению: они хотят одеколоном смочить клок волос и использовать его в качестве легковозгораемого трута.
Девушки от идеи обезумевших от холода парней приходят в шок. «Мы свои волосы не отдадим», — испуганно заявляют они в один голос. Ребята и не настаивают, они уже смотрят на меня. Я даже не сразу понял, чем вызван их интерес к моей персоне. Прощание с частью шевелюры мне далось значительно легче, чем нашим девушкам, сраженным находчивостью и жестокостью Сергеев. Смочив одеколоном прядь, мы сгрудились вокруг стола под навесом. Бамбуковый футляр со спичками я позавчера отдал Одинцову. Как и все Акулы мужского пола, я точно знаю, что осталось две спички. Если повезет, хватит на все оставшееся время.