Однажды также один из арестантов, поняв (поздно), кто был его хлебник (это человек, с которым делят пайку, едят с одной посуды — можно сказать друг), сильно возмущался, а узнав, что многие об этом давно знали, вообще вышел из себя. На его претензии я, как в то время старший, ему объяснил, что, во-первых, некрасиво открыто обвинять человека в таком грехе, не будучи уверенным на все сто, а 99 %, это еще не 100. Предъяву ведь надо обосновать, а это не всегда так просто. Да и к тому же самому надо за своим базаром следить, кому чего рассказывать и кого себе в друзья выбирать. Не буду же я ко всем подходить и на ушко шептать, тем более, что в общей форме и вполне доступно его предупреждали об определенной опасности, когда он в хату заехал. К тому же, честно говоря, он (возмущавшийся) особым уважением в хате и не пользовался — склочный был типок. Был бы нормальным пацаном, наверняка бы предупредили более конкретно. А так — сам виноват…
Записки из изолятора
А вот письмо от представителя прокуратуры (кстати, по данным статистики, таких людей среди читателей немало):
Нет сомнений — и совершенно с вами согласен. Большинство сейчас попадает на нары по глупости и пьяни. Один удавил бабку, за то, что она ему самогону не продала, другой в день выхода после 4-х летней отсидки пьет, встречает своего "терпилу" (т. е. потерпевшего по его прежнему делу) — бьет, забирает, как и 4 года назад(!), кошелек и в тот же день садится на следующие 7. Но беспокоит меня еще и другая сторона.
Сегодня у нас по расписанию демократия, а завтра — кто знает? Поступила команда проявить заботу о правах человека — снизить количество червяков в баланде с 7 до 2. Выполнено. Не прогонять зеков без особой нужды через "коридор" — два ряда ментов с дубинками, а то и с палками и просто кулаками, между которыми прогоняют избиваемую колонну арестантов. Сделано.
А завтра скажут "можно". И снова будет сделано.
Я все время в тюрьме, даже до некоторой навязчивости, вспоминал своего деда. Видеть мне его не пришлось, так что вспоминал можно было бы поставить и в кавычки. Его забрали в возрасте 35 лет, до суда он просидел всего 40 дней, был приговорен к расстрелу и сразу, по всей видимости, расстрелян. Был 37-й год. Мы узнали все подробности об этом только пару месяцев накануне моего ареста, в 98-м, как раз получили ответы с архива. Мне все время было интересно — кто ж были те люди, что с такой легкостью отправляли людей сотнями и тысячами на расстрел (и те, кто расстреливал) или в лагеря, с которых возвратились лишь немногие — а среди моих родных, например, тех, кто прошел лагеря значительно больше, чем тех, кто прошел войну.
Может, это был какой-то массовый психоз, или государственная система тотального страха или время какое-то было искривленное… Я все время всматривался в лица конвоя, следователей, прокуроров, оперов — искал ответа, что будут делать эти люди, когда завтра поступит команда "фас!". Или то время было такое, или то люди такие были — или они и сейчас такие? И ответ вырисовывается, скажу я вам, неутешительный…