Как вылечить все. Параллельная медицина. Научный подход

– В 1949 году нас, студентов 4 курса медицинского института, предупредили, что все мы пройдем через службу в армии. И в 1951 году я, молодой врач, попал в авиацию. И дослужился до начальника медицинской службы летного училища. Где однажды написал в летной книжке одного из курсантов: «годен к летной работе без ограничений». Фамилия этого летчика была Попович Павел Романович, будущий космонавт…

Так вот, через 9 лет моей службы в армии состоялся набор людей в институт космической медицины. Отбор был очень жесткий. Нас там проверяли до девятого колена. Из 14 кандидатов прошел один – Неумывакин. И то меня потом терзали: «Почему вы скрыли, что у вас отец был раскулачен?» Я говорю: «Он не был кулаком. Да, у нас в хозяйстве были и лошади, и коровы, но отец пахал сам, не нанимал батраков. Его забрали в тюрьму, но потом выпустили, признали середняком, дали соответствующую бумажку, что было редкостью тогда. А отец был страшный курильщик. И этой бумажкой раскурил махорку…» Так не поленились, нашли в архивах оригинал той раскуренной бумажки. И взяли меня на работу.

Кто-то занимался в этом новом институте питанием космонавтов, кто-то радиацией, кто-то санитарией, а я – собственно медициной, потому что меня всегда интересовало, что же такое здоровье и откуда берутся болезни. Я попал в отдел разработки аппаратуры по регистрации физиологических параметров космонавтов и передачи ее по телеметрическим каналам на Землю.

Была у нас группа добровольцев – «космонавты номер ноль», на которых испытывали все, что могло выпасть на долю будущих космонавтов. Это были опасные эксперименты, и я подготовил бумагу, чтобы за них много платили. И солдатики-добровольцы за два года экспериментов зарабатывали себе и на дом, и на машину.

Моей задачей было отправить на орбиту здоровых людей и это здоровье им там поддерживать. Первый затык случился, когда встал вопрос о формировании аптечки для космонавтов. На совещании я стал спорить: «Это все ерунда, что вы предлагаете! На аптечках мы далеко не улетим. Дайте мне неделю, и я подготовлю свое видение проблемы».

«Дерзкий молодой человек! – ответили мне. – Ну что, товарищи, дадим ему неделю?» И дали. А уже через три дня я нарисовал схему. В центре круг, где без ложной скромности было написано «Я». И ко мне, как к солнышку, сходились лучи от всех профильных институтов Минздрава СССР. Каждый институт по своему профилю должен был мне выдать рекомендации, что надо делать, чтобы у космонавтов не случилось аппендицита, не заболели зубы, не скрутила язва и так далее. Мне были в каждом институте специально выделены люди, которые вместо того, чтобы лечить болезни своего профиля, быть может, впервые в жизни задумались о том, как их не допустить. Даже патологоанатомы слали мне информацию. Более ста человек с разных институтов на меня работало!.. Так ко мне начал стекаться огромный массив данных о человеческом здоровье и его поддержании.

И вот, занимаясь всю жизнь здоровьем, я к 1975 году вдруг понял: медицине не нужен здоровый человек. Больной – да, она им займется. А со здоровым медицине что делать? Он в ней не нуждается! Пришло понимание природы болезней. Свои идеи в широких кругах я высказывал поначалу осторожно. Но у себя в институте иногда выделывал такие вещи, которые не влезали в нормальные рамки.

– Например?

– 1970 год. Ко мне приходит информация, что космонавты, которые полетят в 1971 году, вернутся мертвыми. А у меня в институте есть все специалисты, кроме реаниматоров. Иду к академику Газенко: «Олег Георгиевич! Мне нужны реаниматоры». – «Иван Павлович, на вас и так работает вся страна, идите и не мешайте мне».

– Стоп! Стоп! Стоп!.. Что значит «ко мне приходит информация, что в следующем году космонавты приземлятся мертвыми»?

– Попозже отвечу. Сначала историю дослушайте… Итак, мне отказали. На следующий день пишу рапорт министру здравоохранения: мне нужны реаниматоры, ибо в крайнем случае существующими средствами ничего будет сделать нельзя. Прихожу в свой институт, чтобы доложить о рапорте директору, я же человек военный. А он дал указание: Неумывакина не принимать. Выходит первый заместитель: «Вам чего надо?» Так и так, говорю, написал рапорт. «Оставьте секретарю!» – «Если я оставлю его секретарю, весь институт будет на ушах стоять».

Он напрягся, взял у меня бумагу, взвился: «Вы тут про всемирно известного академика Газенко пишете, что он некомпетентный человек!..» Да, отвечаю, и я снимаю с себя ответственность за свою работу… А моя работа в чем состояла? Надевает космонавт скафандр в Байконуре, и с этого момента вплоть до его приземления я отвечаю за его здоровье. Мой человек с чемоданчиком едет рядом с космонавтом в автобусе к ракете, идет рядом к ракете, поднимается в лифте к люку и дает последние указания и наставления. Затем люк закрывается. И после приземления мой человек первым отрывает ключом люк и спрашивает, все ли в порядке. И если внутри лыка не вяжут, никто до космонавтов не имеет права дотронуться, пока моя служба не сделает все, что нужно, и не передаст их в руки официальных медиков…