— Там есть один просто фантастический маршрут вдоль реки. — Роуз перевернула несколько страниц в книге. — Вот смотрите. Кью и Ричмонд. — (Он нагнулся и проследил за ее пальцем.) — А еще можно осмотреть церкви Сити, это тоже очень интересно.
Он внимательно слушал.
— Собор Святого Павла, — продолжала она. — Еще вам надо увидеть Хэмптон-корт. И парки… Мой любимый — Сент-Джеймс-парк. Там озеро, утки…
От книги, слов Роуз, ее теплого голоса и внимания к нему веяло надеждой.
Она положила книгу, взяла чашку, допила свой кофе и решительно сказала:
— Да! Да, вам непременно нужно… посмотреть на все это.
— Я бы очень хотел.
— Может быть… — начала было она, но тут же быстро переменила тему: — Как вам фрапучино с шоколадным кремом?
Он состроил гримасу:
— Очень сладко. Не могу допить. Вот мне урок — не вести как маленький мальчик.
— Выпейте эспрессо, чтобы перебить вкус, — посоветовала она. — Да и я бы не отказалась.
Она смотрела на Антона, пока он заказывал у стойки, и размышляла о том, у всех ли в той стране, из которой он приехал, такие темные густые волосы. Она слышала, как Антон сделал заказ. Бедный, он ежедневно борется с чужим языком. Но у него в голове сидит еще и другой, на котором он объясняется свободно, иной его мир. Антон оглянулся, их взгляды встретились в зеркале на стене. Он улыбнулся.
— Два кофе за день, — сказала она, когда Антон вернулся. — Обычно я столько не пью.
— Это особенный день, — возразил он. — Для меня. И для моей матери скоро — когда она получит жакет.
Роуз подумала: «Смешно, но для меня тоже. Я прекрасно провожу время, как ни странно».
— Когда я была молодая, мы с друзьями часто ходили в бары, — сказала она.
Он пристально посмотрел на нее.
— Вы и сейчас молодая. Взрослые ребенки… дети, я хотел сказать, не значит, что старая. А
— Я не чувствую себя молодой, но понимаю, что вы имеете в виду, — произнесла Роуз. — Да, мы сравнительно молодые. Старый — это все-таки другое. Вот как моя мама, например. Сорок с небольшим — это просто… зрелость.
— Это хорошее время. Молодость, — нахмурился он. — Это проблемы, проблемы, проблемы: у меня нет девушки, я глупый, у меня прыщик на лице.
— Да, а девушки все время думают о волосах. Я по полдня думала о них в молодости!
— Значит, сейчас мы лучше, чем молодые. Нам все равно прыщик и волосы. Мы научились радоваться.
«Да, — мысленно согласилась она. — Даже в „Старбаксе“ в субботний день. Какой сюрприз».
— На стройке я теперь радуюсь перерыву на чай, — продолжал он. — Ждешь, смотришь на время. И — уф! Садишься. Разговариваешь. Узнаешь новые плохие слова по-сербски… Играешь в карты. Читаешь газету, то есть пытаешься это сделать. А вы чему радуетесь?
Она призадумалась. Что же ее радует в этой жизни?
— Пожалуй… утро выходного дня. Когда не надо рано вставать, можно выпить чаю в постели. Люси вернется из колледжа и болтает не переставая. — Она замолчала, задумалась и вдруг, повинуясь внезапному порыву, сказала: — Вообще-то, знаете, еще погода. Я получаю удовольствие от погоды. От ветреной. Даже от дождливой. От солнечной, как сейчас, этой весной. Мне нравится… разнообразие погоды. — Боже мой, она раньше никому ничего подобного не говорила. — Хорошо, что я не живу в Калифорнии. Там, говорят, всегда одно и то же.
— А я люблю то, что растет. На стройке — там только кучи окурков растут и пакетиков от чипсов. Но я иду домой и смотрю на сады. Английские сады… очень красивые. Много цветов, все разные. Некоторые названия я выучил. — Он улыбнулся. — Ваш цветок, например. Ваше имя. Роза.
Еще Антон рассказал ей, что его бабушка с дедушкой были фермерами.
— И я помню, как они сперва сажали, а потом это… срезали.
— Собирали урожай, — подсказала Роуз.
— Да. Вот оттуда, наверное, я это люблю. Но мой отец приехал в город, когда был молодой, и все, никакой фермы. Но, возможно, во мне есть человек, который хочет выращивать, который помнит… земельную работу. Ничего. Когда я снова найду место бухгалтера, буду растить Цифры. — Он натянуто улыбнулся.