Как все было

И знаете, за все время, что мы жили вместе, она ни разу этого не заметила. Или замечала, но не говорила. Но нет, на нее не похоже. Просто не обращала внимания. А я все ждал в выходные утром, что она наконец увидит. И каждый раз испытывал маленькое разочарование. Помню, я думал: может, она считает, что вывели новый сорт грейпфрута, без косточек? Как бы они тогда размножались, по ее мнению?

Теперь она, наверно, убедилась, что косточки в грейпфруте есть. Кто у них его разрезает? Не представляю себе, чтобы Оливер… а, черт.

Ничего не прошло. Не знаю, как это может быть, но факт. Надо что-то с этим делать, как-то разобраться. Я уехал, они уехали, но ничего не прошло.

ОЛИВЕР: Понимаете, она сильнее меня. Уф-ф! Уф-ф! И мне это нравится. Свяжите меня шелковыми путами, будьте так добры. А, ну да, я уже это, кажется, говорил. Ну и что? Зачем так сурово смотреть? Суровый взгляд и горький вздох так понижают качество жизни. Джил иногда, случается, вздохнет, когда я очень уж разыграюсь. Это, знаете ли, большая нагрузка — чувствовать ожидание в притихшем партере. Люди делятся на актеров и публику, вы согласны со мной? Иногда я думаю: вот попробуйте сами разок, тогда узнаете.

Я сейчас скажу вам одну вещь, которую вы еще не слышали. Слово pravda по-русски означает: «правда». Ну, положим, это вы, наверно, знаете. А я хочу вам сказать вот что: для слова «правда» нет рифмы в русском языке. Подумайте и взвесьте. Не отзывается ли эта нехватка эхом в каньонах вашего сознания?

ДЖИЛИАН: Мы переехали сюда, потому что Оливер получил в Тулузе место преподавателя.

Мы переехали сюда, потому что, как я узнала, в «Музее Августинцев», возможно, найдется работа для реставратора. Имеются также и частные клиенты, а я привезла парочку рекомендательных писем.

Мы переехали сюда, потому что Лондон теперь — неподходящее место, чтобы растить детей, и потом, мы хотим, чтобы Софи выросла двуязычной, как maman.

Мы переехали сюда из-за климата и из-за качества жизни.

Мы переехали сюда, потому что Стюарт стал слать мне цветы. Можете себе представить? Можете?

Мы все заранее обсудили. Все, кроме вот этого последнего осложнения. Ну как он может? Просто не знаю, искренно ли он пишет, что ему очень жаль, или же это какая-то нездоровая месть. Но в любом случае мне с этим было не справиться.

ОЛИВЕР: Решение принимала Джил. Разумеется, мы поиграли в демократию, провели консультации за круглым столом, это — святое, но если говорить честно, в браке всегда один человек умеренного нрава, а другой — воинственного, вы согласны? И не выискивайте, пожалуйста, в этом утверждении дежурные стоны мужчины с пониженным гормональным профилем. Давайте лучше примем следующее обобщение: те, кто взял на себя тяготы брака, попеременно выступают то в той роли, то в этой. Когда я за ней ухаживал, я был настойчивым и целеустремленным, а она — трепетной и колеблющейся. Когда же речь зашла о смене тухлых исчадий лондонского автобуса на нежные ароматы «Трав Прованса», тогда ее кочевое сердце колотилось и гудело, как мощный гонг Дж. Артура Рэнка.[72] Что до меня, то у меня перспектива разлуки с отечеством если и вызывала сердцебиение, то уловимое разве стетоскопом.

Послушайте, она даже работу мне нашла. Откопала где-то старый заплесневелый французский справочник, содержащий сведения о том, где нанимают иностранцев. Я только-только разгулялся в Лондоне, поскольку стеатопигий друг увез свою пухлую задницу на другой континент. Но Джил уже нетерпеливо разворачивала крылья, готовясь к отлету; я чувствовал, как она в сумерках сидит на телефонных проводах и грезит о Юге. И если, как я некогда пытался внушить пузану Стю, деньги можно уподобить любви, в таком случае брак — это предъявленный счет. Шутка. Во всяком случае, наполовину.

ДЖИЛИАН: Разумеется, Оливер, прежде всего, ленив, как все мужчины. Они принимают важное решение и воображают, что теперь могут несколько лет мирно греться на солнышке, как лев на вершине горы. Мой отец сбежал со своей школьницей, и это было, я думаю, последнее важное решение в его жизни. Вот и Оливер приблизительно такой же. Производит много шуму, но с малым результатом. Не поймите меня неправильно: я люблю Оливера. Но я его изучила.

Продолжать прежнее существование, только заменив Стюарта Оливером, было просто невозможно. Даже когда я забеременела, Оливер все никак не мог взяться за ум. Я попробовала было образумить его, но он обиженным тоном возразил: «Но я счастлив, Джил, я так счастлив». Конечно, меня это очень растрогало, мы поцеловались, он погладил мой живот, тогда еще плоский, как доска, отпустил какую-то глупую шутку насчет головастика, и остаток вечера все было прекрасно. У Оливера такая особенность: он замечательно умеет делать так, чтобы остаток вечера все было прекрасно. Но потом наступает завтрашнее утро. И утром я подумала: я, конечно, очень рада, что он счастлив, и я тоже счастлива, казалось бы, разве этого мало? Но выходит, что мало. Надо быть счастливым и практичным. Вот в чем суть.