Как все было

Хотите знать, как я себя чувствую? Могу объяснить. Мы в школе часто играли в солдат. У нас был Сводный Ученический полк. Вот, например, как чистят винтовку. Берешь лоскут два на четыре, скатываешь потуже и вставляешь в очко шомпола, конец шомпола запускаешь в ствол и тянешь тряпицу через дуло. Она идет туго, так как очень плотно прилегает к стенкам ствола, но идея в том, чтобы протянуть ее во всю длину насквозь, от затвора и до дула. Не такая простая операция. И я так же себя чувствую: словно через всего меня кто-то протягивает на проволоке лоскут, в зад втыкает, через нос вытаскивает, и так раз за разом. В зад втыкает, через нос вытаскивает.

А теперь не приставайте ко мне больше, ладно? Мне надо побыть одному. Спасибо.

Тлеют в пепельнице две сигареты,
Мы сидим вдвоем, любовью согреты…
Но приходит третий, чужой человек…

Вы-то, конечно, знаете, спят они или нет. Конечно, знаете. Так скажите мне. Ну пожалуйста, скажите, а?

12. Нет, избавьте меня от Вэл. Только не связывайтесь с Вэл

СТЮАРТ:

Дотлевает моя сигарета
Я буду блуждать всю ночь до рассвета
Плакучая ива плачет по мне
Птицы ночные щебечут во сне
Мне так горько так одиноко.

Это Патси. Нельзя не узнать, верно ведь? Это из ее песни «Блуждаю ночью».

Я поставил эту запись Джилиан. И спросил ее мнения.

— Не знаю, у меня нет мнения, — ответила она.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда я поставлю еще раз.

Проиграл ей еще раз. На случай если вы не знаете этой песни — на мой личный вкус, это один из ее шедевров, — в ней говорится про женщину, которую оставил любимый, и она «блуждает ночью» в надежде, что вдруг он ей где-нибудь встретится и, может быть, она уговорит его вернуться.

Когда песня кончилась, я посмотрел на Джилиан: она стояла с таким… отвлеченным, что ли, выражением на лице, как будто оставила что-то жариться на плите, но неважно, пусть подгорит, не все ли равно. Она опять не сказала ничего, и меня это, само собой, немного задело. Ей-богу, я, например, нашел бы что сказать про одну из ее самых любимых песен.

— Я еще раз поставлю.

Плакучая ива плачет по мне
Птицы ночные щебечут во сне
Мне так горько так одиноко.

— Ну, что ты все-таки про эту песню думаешь?

— Думаю, — ответила она, — что автор упивается тошнотворной жалостью к себе, несчастненькому.

— А по-твоему как? — заорал я. — По-твоему как?

Не то чтобы вдрызг пьян.

Просто пьян.

МАДАМ УАЙЕТТ: Я хочу заметить вот что. Говорят, то или это, мол, подтверждается статистикой. Ну, верно, подтверждается. Но, на мой взгляд, опасно всякое время. Я повидала много разных браков, долгих, коротких, английских, французских. Опасный срок — семь лет, кто спорит. Но и семь месяцев — тоже опасный срок.

Одну вещь я не могла рассказать своей дочери. Через год после того, как я вышла за Гордона, у меня был роман. К тому, как мы с ним жили, это не имело никакого отношения, мы любили друг друга. Но все-таки у меня произошел мимолетный романчик. Я слышу, вы говорите: «Ах, как это по-французски». О-ла-ла! Не так уж и по-французски. Одна моя приятельница, англичанка, завела роман через полтора месяца после свадьбы. И тут нечему особенно удивляться. Можно быть счастливой и в то же время чувствовать, что ты в ловушке. Можно чувствовать себя под защитой и одновременно паниковать, это старо как мир. В определенном смысле самое опасное время — это начало замужней жизни, потому что — как это сказать? — сердце размягчается. L’appétit vient en mangeant.[47] Когда человек влюблен, ему легче влюбиться. Ах, я, конечно, не собираюсь состязаться с Шамфором, вы же понимаете, это просто мое наблюдение. Некоторые думают, что тут все дело в сексе, кто-то плохо выполняет свой супружеский долг, но я считаю, причина не в этом. Дело в сердце. Сердце размягчено, а это опасно.

Вы понимаете, почему я не могу сказать этого дочери? Ах, Джилиан, я тебя вполне понимаю. У меня у самой был роман на стороне, когда я только год была замужем за твоим отцом. Это нормальная вещь. Я не могу обрекать ее на рабство. Я этого эпизода не стыжусь и не вижу нужды держать его в секрете, но если я расскажу, ей это принесет вред. Она должна найти собственную дорогу, нельзя, чтобы она вообразила, будто не может иначе, потому что это у нее наследственное от матери. Я ни за что не хочу отдавать ее в рабство этому знанию.

И поэтому я только говорю ей:

— Опасно всякое время.

Разумеется, я сразу поняла, что это Оливер.

ДЖИЛИАН: Он сказал: Пожалуйста, не уходи еще пока от меня. А то подумают, что я импотент.

Он сказал: Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить.

Он сказал: Если застану Оливера в этом доме, сверну ему башку, к чертовой матери.

Он сказал: Пусти меня к себе.