Как воспитать ниндзю

– Я вам папину коллекцию, папину, вы увидите, какой он хороший человек, какие картины собирает, какое высокое искусство любит... – отчаянно льстила я, став вообще самой мягкостью, послушностью и любовью, отчаянно дрожа и молясь внутри при этом, чтоб не сорвалось. О, дух юмора, помоги, чтоб он ничего не понял, пока мы не войдем в эту комнату, – повторяла внутри я, вся изнывая, чтоб никакая случайность не помешала и отец не очнулся.

– Я так рада, что именно отец попросил меня провести вас по его сокровищам... – быстро-быстро тараторила я принцу, забалтывая им всем мозги... – И показать его сокровища, которые он выискивает во всем мире, чтобы оценить его великую честь, чистоту, безумный вкус...

Родители шли за мной, с удивлением прислушиваясь к этой бесстыдной лести и удивляясь (мама) что на меня нашло.

– И вы идите с нами... – сказала я родителям и Мари, ласково улыбаясь изо всех сил и будучи самой патокой. – Расскажите принцу о своих самых любимых картинах, как вся семья, кроме меня, их собирает... Покажите ему самые ваши любимые, пусть Мари покажет вам свою любимую, с солдатиками... – произнесла я, отчаянно молясь, чтоб та гнусная похабень никуда не исчезла до того, как я туда дойду...

Я заливалась соловьем, вся дрожа внутри, чтоб такое дело не дай Бог не сорвалось... Я рассказывала, о том, какие они хорошие, как они учат меня понимать живопись и искусства, а я такая плохая, не могу понять и даже отрицаю, пуританка такая, как терпеливо разъясняет мне картинки и учит себя хорошо вести...

Как вся семья любит живопись, искусство, как папá сидит часами, закрывшись, в нашей галерее, как они с мамой часами вдохновляются там вместе, закрывшись, чтоб никто не мешал вдохновению и медитации, и молитве, как отец дрожит над искусством, и как он мечтал показать свою коллекцию принцу и королю – мол, они оценят, в отличие от меня, Высокое Искусство...

Я так безбожно льстила, такие закатывала гиперболы их интеллигентности, образованности, тонкому вкусу, по ходу показывая созданные мной комнаты, что мама, кажется, что-то заподозрила...

– Какие картины? – подозрительно спросила она. – Ты хотела сказать мечи? Ты хочешь показать отцовскую коллекцию мечей?

– «Женщина – меч, разрубающий сердце воина»... – невпопад и невсклад уклонилась от разговора я, изысканно процитировав явно не к месту восточную пословицу.

И продолжила горы лести, все время нажимая на красоту папиной, папиной коллекции, как они с мамой делают из меня леди, как воспитывает меня Мари, уча жизни по искусству. Я возносила их, заискивала и одновременно самоунижалась, ибо я человек скромный, все время повторяя, что в этом английском барском искусстве ничего не понимаю, девки там голые...

Мари заволновалась... Она что-то почуяла... Но, лихорадочно оглядываясь, никак не могла выявить, где пакость, ибо я вела их через обычные действительно красивые комнаты, сделанные мной в легком стиле старины и той светлой легкости Вермеера...

Так шаг за шагом я привела к тайной двери в кабинете.

Здесь лесть моя достигла невиданного крещендо... Я чуть не кланялась до земли, готова была им вытирать ноги от восторга, и вообще так восхищалась ими и самоунижалась с восторгом перед коллекцией, что даже мама ничего не заподозрила...

– Проходите, проходите в следующую комнату... Вы первый принц... – я успела тайно открыть тайную дверь, так что они даже не поняли, что это тайный ход в камине... – И ты мама, и ты Мари, и ты папá, прошу, прошу вперед...

Я пропустила их в открытую мною с китайцами галерею, и лишь тогда отдернула шторы на окнах, чтобы впечатление было полным и сильным...

Лучики солнышка заиграли на голых фигурках очаровательных красоток, прикрытых и нет.

Я увидела, как лица у них вытягиваются у всех.

Наверно минут пять длилось полное шокированное молчание.

– Полюбуйтесь любимой коллекцией отца, принц! – жизнерадостно льстиво сказала я. – Спрашивайте маму, она вам расскажет про картинки, ведь я еще не все выучила про них... Папа так любит живопись, так любит...

Признаюсь, эстетическое удовлетворение я долго получала не от картин, но от лиц своих папы, мамы и Мари.

Родители еще долго тяжело дышали. Папа постепенно бурел, мама затравленно оглядывалась, Мари широко раскрыла глаза.

– Вам понравилось, принц? – удивительно ласково сказала я, видя странное лицо удивительного цвета. Странно, но мне казалось, что у него оно другое, а не такие большие глаза и не такая окраска индейца.

– Ч-ч-что это!?! – выдавил, наконец, отец.

– То, что поразило принца! – отрапортовала я. – Ваше приказание выполнено, я послушная девочка!

Приказание поразить принца и заставить его забыть обо всем, было выполнено мной с честью, и я могла гордиться. И я гордилась собой. Я всегда выполняю волю предков.

Воля предков читалась в ставших черными и ужасными глазах папы.

– Папа просто мечтал подарить вам эту картинку с тетеньками, он хотел, чтоб вы все забыли... – озвучила я волю папы, прочитанную в глазах, принцу, ткнув наугад самую гнусную и самую дешевую порнографию, от которой принц стал просто розовым.

Папа глотал воздух.