Как воспитать монстра. Исповедь отца серийного убийцы

Конечно, он уже давно достиг того возраста, когда имел на это право, поэтому я не предпринимал никаких попыток уговорить его остаться с бабушкой. Она была старой и немощной, а частые отлучки Джеффа из дома осложняли их отношения. Кроме того, к тому времени она нашла в комнате Джеффа всякие оккультные предметы, и они привели ее в ужас. Она всю жизнь была пресвитерианкой, и то, что ее собственный внук установил в ее доме что-то вроде сатанинского алтаря с грифонами и причудливыми черными огнями, было за гранью того, что она могла принять.

В ответ Джефф включил свой обычный режим отмазок. Статуэтки грифонов и копия Сатанинской Библии были лишь доказательством того, что он увлекся религией. Они ничего не значили. Он же не сатанист, просто ему было любопытно познавать непознанное.

Конечно, объяснение дурацкое, но столь типичное для Джеффа! Я думаю, что, возможно, он просто устал давать какие-либо ответы вообще. Он хотел жить один, чтобы ему больше никогда не приходилось ни перед кем отчитываться.

Он покинул дом моей матери, перевез свои вещи в многоквартирный дом и приготовился жить самостоятельно. Последние столпы семьи – структуры, которая защищала, но в то же время в какой-то степени контролировала его – внезапно исчезли. Впервые с тех пор, как Джойс оставила его одного в доме в возрасте восемнадцати лет, Джефф жил один.

В первый же день этой новой жизни Джефф подошел к тринадцатилетнему лаосскому мальчику по имени Сомсак Синтасомфон и отвез его в свое новое жилище, квартиру 204 на Северной Двадцать четвертой улице в Милуоки. Он предложил ему пятьдесят долларов за то, чтобы он позировал обнаженным для фотографий. Затем он предложил мальчику кофе с «Бейлис Айриш» и добавил в чашку капельку бензодиазепина. Несколько минут спустя, сделав снимки, он попросил Синтасомфона «полежать с ним» и когда тот согласился Джефф принялся лапать его промежность.

Все еще находясь под воздействием наркотика, который Джефф использовал, чтобы вывести его из строя и подвергнуть сексуальному насилию, Синтасомфон, наконец, сбежал из квартиры и вернулся в свой собственный дом. Затем его семья срочно доставила его в больницу, где была обнаружена передозировка.

Затем они вызвали полицию. Синтасомфон приходил в себя и копы насели на него, требуя ответить, где он достал наркотик. Снова встав на ноги, мальчик повел полицейских в квартиру 204 на Северной Двадцать четвертой. Джеффа не было дома, но опросив соседей детективы быстро установили, что жилец этой квартиры работает в соседней кондитерской. Там, на работе, его и арестовали.

Из полиции мне позвонили с известием об аресте – как ближайшему родственнику. Выслушав сообщение, я повесил трубку и долго пытался осознать случившееся. Впервые я узнал, что Джефф, по сути, пересек ту черту, которая отделяет преднамеренное саморазрушение от столь же преднамеренного уничтожения другого человека. Сомсак Синтасомфон был невинной жертвой, с точки зрения закона – ребенком, мой сын намеренно заманил его в свою новую квартиру, накачал наркотиками, а затем сексуально надругался над ним.

Был ли я возмущен? Да, разумеется! Но, честно говоря, не был удивлен. Сейчас тот случай для меня как в тумане. В любом случае, я помню только то, что сделал все что требовал от меня долг хорошего отца, чтобы гарантировать, что Джефф получит все, что ему положено. Я нашел адвоката и убедил маму внести за него залог в две тысячи долларов.

Через несколько дней Джеффа освободили. И снова он выглядел так, как это часто бывало в подобных случаях, – смущенным, пристыженным, глубоко подавленным.

– Я никогда больше не сделаю ничего подобного, папа, – заверил он меня.

И сразу за этой покаянной фразой он поспешил солгать.

– Я не знал, что он был несовершеннолетним.

На самом деле мальчик назвал Джеффу свой возраст почти сразу после встречи с ним.

Джефф признался, что фотографировал Синтасомфона, но сказал, что только задел пенис мальчика, когда расстегивал молнию на его штанах. Он не прикасался к нему намеренно. Это было непреднамеренное действие, просто движение, которое он сделал во время фотографирования. Он не хотел причинить никакого вреда. Он, как всегда, сожалел о причиненных им хлопотах.