Как воспитать монстра. Исповедь отца серийного убийцы

Я присмотрелся повнимательнее в том направлении, куда он указал, и увидел небольшой холмик, который выглядел чуть больше комочка грязи. Когда я подошел ближе, то увидел, что это был ночной ястреб, который выпал из своего гнезда и теперь беспомощно лежал на твердом тротуаре. Мы припарковали мотоцикл и подошли ближе. Сначала мы не знали, что делать, но по настоянию Джеффа я поднял его, и мы вместе отнесли домой. В течение следующих нескольких недель мы ухаживали за ним, кормили смесью молока и кукурузного сиропа, которую подавали с помощью детской бутылочки. Через некоторое время птица съела твердую пищу, хлеб и, наконец, маленькие кусочки гамбургера. Он становился все больше и больше, и в конце концов мы вынесли его на улицу, чтобы выпустить. Был ясный весенний день, и я до сих пор помню, каким зеленым все выглядело.

Я взял птицу в сложенную чашечкой ладонь, поднял ее в воздух, затем разжал ладонь и отпустил. Когда он расправил крылья и поднялся в воздух, мы, все мы – Джойс, Джефф и я – почувствовали чудесный восторг. Глаза Джеффа были широко раскрыты и блестели. Возможно, это был самый счастливый момент в его жизни.

Глава 2 Отцы и дети

Когда я был маленьким, у меня была навязчивая идея. Постепенно, с течением времени, я стал зацикливаться на огне, в некотором смысле, был загипнотизирован им. Был один старик, который жил всего в трех или четырех домах от дома моего детства. У него была деревянная нога, и он курил трубку. Когда он хотел выкурить свою трубку, он чиркал необходимой спичкой о свою деревянную ногу. В детстве я много раз видел, как он это делал, и думаю, что, возможно, моя ранняя одержимость огнем проистекала из этого единственного, любопытного и часто повторяющегося события.

Почему-то моя фиксация с годами только росла. Какое-то время у меня была большая коллекция спичечных коробков. Еще позже я начал практиковать кражу спичек. Я стал настоящим спичечным клептоманом – я хватал их везде, где бы ни нашел, хватал их со стола, лазал за ними в ящики… Добравшись до добычи, я ускользал в какой-нибудь безлюдный уголок и поджигал их одну за другой, пристально вглядываясь, словно прикованный к танцующим языкам пламени.

Поскольку все прекратилось в раннем детстве, мой отец так никогда и не узнал о моей одержимости огнем. Он вкалывал на двух работах – был учителем математики в средней школе и парикмахером – и у него не хватало времени, чтобы вникать в подробности моей жизни. Он знал только то, что большинство отцов знают о своих детях. Он знал, когда они были больны, когда им причиняли физическую боль, и когда они одерживали победу или терпели неудачу в каком-то важном деле.

Мой отец, конечно, ничего не знал о моей внутренней жизни. Он не знал, например, что время от времени в течение учебного дня я начинал испытывать новые и загадочные (для меня) ощущения, когда взбирался на тренажеры или параллельные брусья, или когда терся о кабинки в туалете. Он не знал, что позже я фантазировал о полных, пышногрудых женщинах. Конечно, отцы редко знают о таких вещах своих растущих сыновей, о личном мире их развивающихся сексуальных потребностей, о том, что сыновья готовы вытворять, чтобы удовлетворить зов гормонов.

Тем не менее, мой отец был очень увлечен своей ролью родителя, особенно учитывая общий подход к отцовству в то время, который должен был быть несколько отстраненным. По обычаям тех далеких лет, в функции отца входила добыча для семьи хлеба насущного и поддержание дисциплины. Он находил для меня время. Он помогал мне с домашним заданием и посещал все необходимые родительские собрания в моей школе. Он играл со мной в мяч, водил меня купаться, кататься на санках и ходить в походы. На Рождество он позаботился о том, чтобы я навестил Санту в местном универмаге. Значит, он был хорошим отцом, настолько заботливым и ответственным, насколько только может пожелать любой сын.

Но были вещи, о которых он не знал, и одна из них заключалась в том, что его сын начал дрейфовать, беспомощно и невинно дрейфовать, к одержимости, которая, развившись до более опасных форм, вполне могла привести к очень серьезным разрушениям.

Итак, я жил со своей маленькой невинной манией. А она между тем расширялась, после спичек я стал экспериментировать с взрывчатыми веществами, с бомбами… Но все же подлинной страстью оставались простые языки пламени. Так продолжалось до тех пор, пока одним прекрасным летним днем я чуть не спалил соседский гараж.

Тогда, наконец, мой отец узнал, что во мне таилась эта темная сторона. Мне пришлось выслушать строгую лекцию об опасности огня, о его разрушительной силе, о том, насколько осторожным я должен быть в будущем, чтобы контролировать свою страсть – ибо если ее не контролировать, это неизбежно кончится очень плохо.