Эта проблема усугублялась тем фактом, что Джойс впала в острую депрессию. Она была чрезвычайно раздражительна и большую часть времени проводила в постели. Когда Джойс была в таком состоянии, большая часть обязанностей по дому и воспитанию детей легла на меня. Из-за этого я посещал службу в церкви с Джеффом все реже и реже, пока, наконец, не пришел к выводу, что могу духовно самореализоваться, читая Библию дома.
Некоторые из этих обязанностей, впрочем, были довольно приятными. Я с теплом вспоминаю двухмильные прогулки, которые мы совершали с Джеффом и Фриски на ферму, где мы покупали яйца, а затем возвращались и я готовил завтрак для всех нас. Затем, в субботу днем, мы с Джеффом поехали в соседний Барбертон, штат Огайо, чтобы заказать нашу обычную газировку с шоколадным мороженым — привычку, перешедшую к нам из Эймса, штат Айова.
Однако мои отношения с Джойс были менее приятными. Хотя как сказать… Мы часто спорили и даже ссорились, но неизменно оставались в рамках приличий. Мы не кричали друг на друга. Мы не бросались вещами. Мы сходились в поединке, но затем покидали поля боя. И при всем при этом были и хорошие времена! Да, чередовавшиеся с плохими, но были. Нет, тогда мне не пришло бы в голову сказать, что наш брак начал разваливаться.
Дэйву было пять месяцев, когда мы переехали в Барбертон. Это было в апреле 1967 года, и малютка спал в объятиях Джойс, когда мы ехали в наш новый дом. Что касается Джеффа, он сидел на заднем сиденье, довольно пустой, не взволнованный и не особенно напуганный, как будто его эмоциональный диапазон начал сужаться. Интенсивность его прежних чувств выровнялась. Он казался более пассивным, в его поведении появилась странная покорность судьбе, которая вскоре станет центральной чертой его характера.
Однажды в Барбертоне, я помню, Джефф и Фриски играли на заднем дворе нового дома, Джефф был одет в синие джинсы и футболку в полоску. Казалось, он вернулся к беззаботным, полным жизни денькам в Пэммел-Корт. Вскоре после переезда, он подружился с соседским мальчиком по имени Ли. Они с Джефф играли вместе во второй половине дня. В октябре перед Хеллоуином они вместе вместе пошли играть в «сладость-в-радость», нарядившись в костюмы чертят. Джойс подала им «ведьмино зелье» из свежевыжатого апельсинового сока и имбирного эля, а потом они вдвоем отправились в путь по нашему кварталу от дома к дому. Перед уходом двое мальчиков встали вместе, чтобы сфотографироваться, оба ярко улыбались в своих дьявольских костюмах.
На снимке Джефф слева, и нет никаких намеков на то, что через несколько лет жизнь маленького мальчика радикально изменит свой курс. Он кажется расслабленным, счастливым, совершенно непринужденным со своим новым другом.
Я смотрел на эту фотографию много раз, и там нет ни малейшего намека на то, что всего через несколько лет моему сыну будет так трудно противостоять другому человеческому существу, что он будет подстерегать бегуна, которого он нашел привлекательным, подстерегать в кустах с бейсбольной битой в руке, желая использовать ее, чтобы нокаутировать бегуна, чтобы он мог «возлечь с ним», как он позже сказал — возлечь с бессознательным телом. На фотографии нет ни намека на то, что он стал так запуган фактом присутствия другого человека, что способен вступить в контакт лишь с мертвецом.
Джефф и Ли угощаются шербетом и имбирным элем на Хэллоуин, Барбертон, Огайо, 1967 год.
Даже сейчас, когда я думаю обо всем, что произошло с тех пор, я задаюсь вопросом, возможно ли было остановить его путь во тьму. Очевидно, даже в его обуреваемом демонами сознании случались вспышки привязанности, когда что-то доброе и детское прорывалось сквозь окутывающую маску отстраненности и отстраненности. Был даже по крайней мере один случай, когда Джефф учился в третьем классе, когда он действительно обратился к кому-то за пределами семейного круга.
Она была помощником учителя, и я не знаю точной природы их отношений, знаю только, что Джефф проникся к ней определенной симпатией. Возможно, она каким-то образом подружилась с ним. Возможно, она пыталась пробиться сквозь изоляцию и ощущение неприятностей, которые она видела лучше, чем Джойс или я. Возможно, это была не более чем улыбка или прикосновение, которое она небрежно протянула Джеффу, показавшееся ему чем-то чудесным и восхитительным.
Много лет спустя, когда я спросил Джеффа, почему ему понравилась именно эта женщина, он просто пожал плечами. «Думаю, она была мила со мной», — ответил он своим обычным безжизненным и монотонным голосом. Он не помнил ни ее имени, ни того, что она сделала такого, что заставило его полюбить ее больше, чем любого другого учителя. Как будто она была не более чем мимолетной тенью, слегка приятной, но не имеющей особого значения.
И поэтому я никогда не узнаю, что именно было в этой женщине, что заставило Джеффа откликнуться на нее. Я знаю только, что он ответил, протянул руку, сделал небольшой, неловкий жест в сторону другого человеческого существа.