— Я знаю, с Марией не получилось… — Мне не хватало дыхания, чтобы говорить внятно. — Ну, прости, прости меня, пожалуйста. Я знаю, ты ее любишь и теперь тебе кажется, будто у тебя ничего не осталось. Но это неправда. У тебя есть компания «Бэзил» и полный зал народу, который в восторге, что ты ее возглавишь. И еще у тебя есть… очень много всего. Ты молод, здоров, у тебя хватает друзей. — Я ловила ртом морозный воздух. — И еще у тебя есть я. — Я горестно подняла руки. — Понятно, это не то, что тебе нужно, но все-таки ты всегда можешь мне позвонить. В любое время. Клянусь тебе, я сделаю все, чтобы тебе помочь, и вообще все, чтобы ты был счастлив. Признаюсь честно, — я наконец умудрилась набрать полную грудь воздуха, —
Я подумала про Барри и наши с ним отношения. Да, я выбрала того, с кем не могло бы возникнуть никаких драматических переживаний, неожиданностей, вообще ничего такого, чего я не могла бы моментально уладить. Я не могла себе позволить по-честному кого-то полюбить. Нет, не могла, пока не встретила Адама, с которым каждый новый день не сулил ничего, кроме переживаний и неожиданностей.
— Мне все равно, нужна тебе моя любовь или нет, потому что быть с тобой и знать, что ты есть, — достаточно, чтобы я была счастлива. Адам, все, что я пытаюсь сказать, — ты любим. Я тебя люблю. Прошу тебя, не делай этого. Пожалуйста, не прыгай. Потому что я не могу без тебя.
Он, кажется, едва не плакал. Рядом с нами остановилась какая-то парочка, явно недовольная тем, что пропустила его речь: ту часть сценария, где Адам угрожает, что немедля бросится в реку.
Я была совершенно опустошена. Я открыла и выплеснула все, что было на душе. Теперь там свободно гулял ледяной ветер. Из самого сердца я излила все, что могла, чтобы его спасти. И оставалось только ждать, надеяться, молиться, что он не просто услышал, но прочувствовал все, что стояло за моими словами, и они дойдут до его сердца. Я не смогла спасти Саймона, я не могу, не имею права ошибиться сейчас, с Адамом.
— Посмотри на меня, — сказал он.
Нет, не могу. Я не хочу слышать, как он объяснит, почему должен уйти. Глаза застило от слез.
— Смотри, раз он говорит, — сказала какая-то женщина. И я посмотрела.
Адам улыбался, и это было странно. Что тут смешного, чего он вдруг развеселился? Те двое, что остановились понаблюдать за нами, тоже весело улыбались. Мне захотелось им крикнуть: «Вы не понимаете! Это вопрос жизни и смерти!»
— Где я стою? По какую сторону? — спросил он с улыбкой.
— Что? — Я недоумевающе глядела не на него, а почему-то на эту случайную парочку. — Не понимаю.
Это что, метафора? Что он имеет в виду? Почему он преспокойно усмехается, да еще с таким видом, будто с ним все в порядке и он вполне разумно мыслит, хоть я и знаю, что это не так? Я же помню, вот точно так же он стоял две недели назад,
— О черт, — выдавила я.
— Иди сюда, — рассмеялся он и протянул мне руки.
Я помотала головой и отвернулась, мысленно посылая ко всем чертям и своих сестер, и его, и самое себя. Я-то ему всю душу… нараспашку. Бежать, бежать отсюда.
— Я думала… эти дуры сказали. Вот ведь хрень… я решила, что ты… ну, маразм, конечно…
Он подошел ко мне, взял за руку и остановил, не давая уйти. Он был настолько выше, что ему приходилось заглядывать мне в лицо.
— Я сказал Марии, что у нас с ней ничего не получится.
Я обомлела.
— Что? Почему ты это сделал?
Он насмешливо прищурился.