Как влюбить босса девушке в интересном положении за 80 дней (СИ)

Я дергаюсь. Рука срывается. Планшет летит в тартарары, а точнее — на пол. Юрик пытается спасти драгоценное добро — кидается за любимой живой техникой. Планшет ему поймать удается — он прижимает его к моим ногам — впечатывает левой ладонью, словно насекомое давит. Правой — хватает меня за талию, чтобы я не потеряла равновесия и не свалилась вслед за планшетом. Позы у нас, подозреваю, красиво-живописные.

— Руки убери! — командует Одинцов Юрику, рвет его взглядом на мелкие клочки и легко выхватывает планшет. Ведет им по моим ногам вверх. Он издевается?!

Я смотрю за его действиями, наверное, круглыми глазами. Не могу оторваться от Одинцовских пальцев. Меня как заклинило.

— Пошли, Егорова, домой пора, — командует он жестко, но устало, и, засунув планшет под подмышку, протягивает руку.

Кто там рассказывал о гипнозе? Я в этот момент вообще не соображала, что делала. Даже с Юриком не попрощалась. Ладонь в его лапу вложила и потрусила к выходу, пытаясь успеть за слишком широким шагом Одинцова…

17. Лучшая таблетка от злости

Одинцов

Мне нужно было срочно чем-то заняться, чтобы направить энергию в нужное русло. В воскресенье я насиловал спортзал. Или он меня — не важно. Физические упражнения в огромных количествах способны выбить любую дурь из головы.

Ночью я понял, что переоценил свои возможности: тело отключилось, мозг — нет. Я продолжал думать о Егоровой, пусть ей там икнется, если не спит.

Именно поэтому я с утра с радостью рванул в соседний город. Надо остыть, а расстояние и невозможность ее видеть — как раз то, что доктор прописал.

Честно: я так был занят и загружен, что за день о ней ни разу и не вспомнил. Ну, ладно. Пару раз в обед и в свободную минуту. Гадал, как она там без моего присмотра. За ней глаз и глаз нужен — вечно в какие-то истории влипает. Это у нее с детства — слишком наивная была, но боевая. Не кисла, как другие девчонки. Живучая, как кошка. На четыре лапы, хвост трубой — и вперед.

Возвращаясь, я мечтал о прохладном душе, хорошей еде и провалиться в сон. Из грез меня выдернул телефонный звонок.

— Да, — если звонит друг, значит ему что-то нужно или что-то случилось. Просто так Гоша на разговоры о погоде размениваться не будет.

— Сань, помоги, — быка за рога. Стремительно, пока не опомнился. — Я тут застрял надолго, переживаю за Анж. Звоню, звоню, а она не отвечает. Ты бы не мог заехать на работу?

И я сразу взял — и согласился. Не то, чтобы я за Егорову переживал, но Гоша был обеспокоен, нервничал даже, поэтому я пообещал. Мне не трудно.

Они ворковали, как два голубка — подлая Лика и мерзкий Щелкунов. Сидели настолько близко, что у меня в голове зашумело от возмущения. Брат там с ума сходит, а она даже ответить не в состоянии — настолько увлеклась не пойми чем!

Я разозлился. Нет, в ярость пришел. Согласен: гаркать над ухом парочки было неумно — Егорова сразу же технику дорогостоящую начала ронять. Юрец — молодец. Настоящий бойскаут. И реакция у него отличная. Но, включив начальника, я смог отвоевать внимание девушки и подчинить себе.

Она не возмущалась и не спорила — побежала за мной, про Юрика забыв, и дурацких вопросов не задавала. Зато я и «компромат» извлечь сумел — посмотрю, чем они там увлечены были настолько, что торчали во внерабочее время в магазине.

— Садись! — скомандовал, открывая дверцу машины.

— А как же… — заозиралась Лика, обеспокоенно поглядывая на свой «леденец».

— Садись! — зарычал я, не давая ей опомниться. Я был слишком зол, чтобы мыслить логично. Как-то все навалилось в кучу: тяжелая поездка, голод, отложенный на неизвестное время душ. И она — свежая, в новом сарафане, что необычайно ей шел. А еще от нее пахло приятно — тонко, ненавязчиво, но притягательно. Так и хотелось нырнуть в Лику и не выныривать.

Она села, я хлопнул дверцей. Чуть сильнее, чем положено. Вздрогнула, наверное. Но за тонированным стеклом не видно. За рулем я успокоился. Езда меня всегда расслабляла.

Лика сидит, руки на коленях сложив. Притихшая. Молчит. Не спрашивает ни о чем.

— Гоша звонил. Просил заехать, узнать, где ты пропала, — зачем-то объясняю я свои действия. Я вообще не обязан перед ней отчитываться. — Ты не отвечала на звонки.

Лика вздрагивает, слепо шарит по плечу, а затем поднимает на меня виноватые глаза.

— Ой, — складывает руки на груди в умоляющем жесте, — я сумку на работе забыла. Вернемся?

— Нет, — пусть помучается. Ей полезно.

— Что значит нет, Одинцов? — куда и девается ее оленья кротость. Вот этот воинственный хомячок мне более понятен и по душе. — Вернись немедленно! Там у меня ключи от квартиры, машины, телефон и прочие нужные мне вещи! Ты недалеко отъехал, вернись. А потом разъедемся в разные стороны. Я и перед Юрой извинюсь, если успею.

И вот эта последняя фраза — красная тряпка для быка, что сидит во мне и бьет копытом. У него глаза кровью налились, он готов на острые свои рога поднять кого угодно. Особенно этого Юрика, о котором она так беспокоится!