Как вам будет угодно, пастор!

— Позвольте, позвольте, сэр, уж никак не вдвое. Это всего лишь заурядная копия. Но я вам вот что скажу, друг мой, — с моей стороны это, конечно, опрометчиво, но уж так и быть — я готов поднять цену: пятнадцать фунтов. Пойдет?

— За пятьдесят пойдет, — ответил Рамминс.

Трепет восторга иголочками пробежал вниз по икрам и сладостно заколол ступни. Готово дело. Заполучил. Никаких сомнений. Но он не мог одолеть привычку сбивать цену на сколько возможно, с годами и опытом она вошла ему в плоть и кровь. Он так легко не уступит.

— Дорогой мой, — ласково прошептал он. — Мне нужны одни только ножки. Возможно, со временем я и ящики куда-нибудь пристрою, но все остальное, то есть корпус, годится, как справедливо заметил ваш друг, лишь на дрова и больше никуда.

— Пусть будет тридцать пять, — упорствовал Рамминс.

— Не могу, сэр, никак не могу. Не стоит он того. Да и не пристало мне торговаться. Совсем не пристало. Вот вам мое последнее слово, и я ухожу. Двадцать фунтов.

— По рукам, — поспешно сказал Рамминс, — забирайте.

— Ну ты подумай! — всплеснул руками мистер Боггис. — Опять я попался. И зачем я все это затеял?

— Нечестно, пастор, идти на попятный. Уговор дороже денег.

— Да-да, конечно.

— А как вы его увезете?

— Так, так, надо подумать. Что, если я въеду на машине во двор, — вы, джентльмены, окажете мне любезность, поможете его погрузить?

— В машину? Да он сроду не влезет в легковую машину! Тут грузовик нужен!

— Не обязательно. Сейчас посмотрим. Машина у меня там, на дороге. Я мигом вернусь. Думаю, как-нибудь втиснем.

Мистер Боггис вышел во двор, за ворота и пошел по проселку, что вел через поле к дороге. Он поймал себя на том, что от неудержимой радости глупо хихикает; у него было такое чувство, будто он целиком, как бутылка содовой, заполнен крошечными пузырьками; они сотнями подымались от желудка и весело лопались в голове где-то у самой макушки. Земля была сплошь усыпана золотом. Первоцветы и лютики внезапно превратились в сверкающие на солнце золотые монеты, и он свернул на траву, чтобы потопать по ним и услышать их мелодичное позвякиванье, когда он поддевал их носком ботинка. Ему стоило труда сдержаться и не пуститься бегом. Но священники ведь не бегают, они ступают неспешно. Иди медленнее, Боггис. Не теряй головы, Боггис. Спешить уже некуда. Комод твой! И всего за двадцать фунтов, а стоит-то он пятнадцать или двадцать тысяч! Комод Боггиса! Через десять минут его погрузят тебе в машину — он запросто войдет — и ты отправишься в Лондон и будешь петь всю дорогу. Мистер Боггис везет комод Боггиса на машине Боггиса к себе домой! Историческое событие. Любой репортер много бы дал, чтобы заснять такое на пленку! Может, организовать? Очень может быть. Посмотрим, посмотрим. О, славный день! О, дивный летний день! Здорово, черт побери!

А на ферме тем временем шел такой разговор:

— Ну, каково?! Старый осел выложит двадцать фунтов за эту рухлядь!

— Славное вы дельце провернули, мистер Рамминс, — сказал Клод. — Как по-вашему, выложит он денежки?

— Не выложит — шиш мы ему погрузим.

— А если эта штука в машину не полезет? — спросил Клод. — Знаете, что я думаю, мистер Рамминс? Хотите напрямки? Эта чертова коряга больно велика, нипочем в легковушку не войдет. И что тогда? А тогда он скажет, ну ее к дьяволу, и покатит себе прочь, только вы его и видели. И денежки вместе с ним. Она не очень-то была ему и нужна, сами знаете.

Рамминс помолчал, обдумывая неожиданную и пугающую перспективу.

— Ну, посудите сами, как такая штуковина влезет в легковушку? — не унимался Клод. — У пасторов больших машин не бывает. Вы когда-нибудь видели, чтоб у пастора была большая машина, а, мистер Рамминс?

— Вроде не видал.

— То-то и оно. А теперь слушайте меня. Есть одна мыслишка. Он же нам сам сказал, что ему надобятся одни только ножки. Так ведь? Вот и давайте по-быстрому спилим их прямо сейчас, пока он не вернулся. Тогда уж эта штука точно в машину войдет. И его от хлопот избавим, не придется ему самому спиливать ножки, когда домой приедет. Ну, как, мистер Рамминс? — плоское туповатое лицо Клода так и сияло от гордости.

— А что, неплохо придумано, — промолвил Рамминс, уставившись на комод. — Прямо-таки дьявольски здорово придумано. Тогда за работу, некогда прохлаждаться. Выносите-ка с Бертом его во двор, а я пошел за пилой. Только ящики сначала выньте.

В считанные минуты Клод и Берт вытащили комод и водрузили его посреди двора вверх ножками прямо в грязь, на куриный помет и коровьи лепехи. Вдалеке, в середине поля виднелась маленькая черная фигурка, двигавшаяся в сторону дороги.

Какое-то время они молча наблюдали. Фигурка вела себя довольно забавно. Время от времени она пускалась рысью, потом ни с того ни с сего подпрыгивала, взбрыкивая ногами, а то вдруг с лугов до них, если им не померещилось, долетели обрывки веселой песенки.

— Ей-богу, он чокнутый, — заметил Клод, а Берт загадочно ухмыльнулся, вращая своим мутным глазом.