Еще три года назад Восточная Европа находилась под контролем очень жесткой тирании — советской. Она обездвиживала гражданское общество, то есть уничтожала все хорошее, но и подавляла плохое. Теперь, когда с тиранией покончено, гражданское общество возрождается вместе со всеми своими многочисленными уродствами.
По всему миру, например в Африке, совершаются мыслимые и немыслимые злодейства. Так было всегда. Пример чудовищных злодейств был дан в 1980-х годах. С 1980 по 1988 год ЮАР при поддержке США убила примерно полтора миллиона человек и причинила ущерб примерно на 60 миллиардов долларов — и это только в регионе вокруг самой ЮАР.
Здесь никому не было до этого дела, ведь за этим стояли США. В 1970-х годах волна убийств прокатилась по Бурунди, где погибли десятки тысяч людей, и никто глазом не моргнул.
В Западной Европе нарастает регионализм. Частично это отражает упадок тамошних демократических институтов. В Европейском сообществе медленно растет крен в сторону исполнительной власти как производное концентрации экономики, и люди пытаются отыскать иные способы сохранения своей идентичности. Отсюда регионализм, имеющий как положительные, так и отрицательные стороны. Это еще не все, но уже много.
О немецком расизме много говорят, он достаточно силен. Например, высылка цыган в Румынию — это неописуемый скандал. В холокост с цыганами поступали так же, как с евреями, но теперь цыгане ни у кого не вызывают сочувствия.
Но надо помнить, что происходит еще много всякого, что не получает такой огласки. Взять Испанию. Ее приняли в Европейское сообщество с рядом условий. Одно из них заключалось в том, что ей надлежало стать заслоном на пути несчетных североафриканцев, наплыва которых опасаются в Европе.
Масса людей пытается преодолеть на всевозможных плавсредствах небольшое расстояние между Северной Африкой и Испанией — это похоже на Гаити и Доминиканскую Республику. Но если это им удается, то испанская полиция и военный флот тут же их изгоняют. Это безобразие.
Существуют, конечно, объективные причины для того, чтобы люди бежали из Африки в Европу, а не наоборот. Причин набирается на пятьсот лет. Но это происходит, и Европа этого не желает. Она хочет сохранить свое благосостояние, не делясь им с беднотой.
Та же проблема в Италии. Ломбардская лига, в которой немало неонацистов, недавно победила на выборах. Она отражает интересы Северной Италии. Там не хотят сажать себе на шею бедняков с юга страны. Беспокоит их и приток североафриканцев с юга, через Сицилию. Жителей севера Италии это не устраивает, им подавай богатых белых.
Расизм существовал всегда. Но он превратился в лидирующую тенденцию мысли в контексте колониализма. Это понятно. Когда ставишь ногу кому-то на горло, это надо как-то обосновать. И обосновывают — безнравственностью угнетаемых.
Поразительно наблюдать это тогда, когда люди отличаются друг от друга совсем немного. Посмотрите на британское завоевание Ирландии — самый ранний из колониальных захватов Запада. Он описывался так же, как потом захваты в Африке. Ирландцев изображали людьми другой расы, а то и вовсе не считали их за людей. Они не такие, как мы! Значит, их надо раздавить, уничтожить.
Нет. Тут дело в завоевании, в угнетении. Когда вы кого-то грабите, угнетаете, диктуете, как ему жить, то редкий человек способен сказать: «Я — чудовище. Я делаю это ради моего собственного блага». Гиммлер и тот этого не говорил.
Стандартный способ формирования взглядов связан с угнетением, не важно, швыряете вы жертв в газовые камеры, обдираете в ближайшей лавке или делаете что-то среднее. Ваша стандартная реакция такова: «Все дело в их безнравственности. Поэтому я так поступаю. Возможно, для их же блага».
Но если дело в безнравственности этих людей, то в них обязательно должно присутствовать нечто отличающее их от меня. Я свободен в выборе этого различия.
А потом это перерастает в расизм. Всегда можно что-то найти — хотя бы другой цвет волос или глаз, ожирение, не говоря о нетрадиционной сексуальной ориентации. Главное — найти явное отличие. Можно и наврать, это упрощает дело.
Вот сербы и хорваты. Их невозможно различить. Пользуются разным алфавитом, но говорят на одном языке. Принадлежат к разным ветвям христианской церкви. Вот, собственно, и все. Но многие из них готовы убивать друг друга, считая это высочайшей жизненной миссией.
Непроизносимое слово из пяти букв