Как управлять вселенной не привлекая санитаров

Советский же родственник тут же сообразил, что там где одна собака, то естественно найдется место и для второй. Ну а десять тысяч долларов, которые он выручит прямо в аэропорту совсем не помешают.

Никакого отношения к собаководству этот дилетант — проныра не имел. Купил двух собак, да еще самую крупную породу — двух догов и притащил их в Австрию едва ли до смерти не уморив собак голодом и жаждой. Здесь в Вене выяснилось, что дальше собак не пустят. Нужны прививки, осмотр ветеринара и еще черт знает что. Продать огромных собак, да еще с подозрительной русской родословной невозможно. Короче этот проходимец, не сильно переживая уехал по стандартному эмигрантскому пути в Италию, ну а собак "забыл" в своей комнате. С тех пор эти две собаки так и проживали при пансионе, где им отделили сеткой хороший кусок сада. За четыре месяца проведенных при пансионе, собаки здорово подросли и превратились из четырёхмесячных перепуганных щенков в нахальных и глупых подростков. Марта — высокая австрийка лет 40, работница и одновременно заведующая хозяйством этого пансиона с утра наливала им воды и выставляла ведерко корма. Потом на целый день собаки были предоставлены сами себе — играли друг с другом, носились по двору, облаивали и пугали проходящих мимо австрийских бюргеров. Наслаждались своей простой собачьей эмигрантской жизнью. Вскоре нам тоже предстояло насладиться собачьей эмигрантской жизнью. Но этого мы еще не знали, стояли возле ворот и выслушивали последние слова напутствия Розы Яковлевны. Так звали провожающую нас бабушку с третьего этажа. Роза Яковлевна была довольно бойкой пожилой женщиной лет семидесяти, весьма говорливая с острым и хватким умом.

Розу Яковлевну тоже забыли в пансионе её родственники. Если все свои беды валить на кого-то другого, то опять же здесь подфартили американские родственники. Это они посоветовали по приезду в Вену сразу же пожаловаться на бабушкино здоровье.

"В таком случае вас всех оставят в Австрии, что бы не разделять семью. Все так делают!" — делились советами опытные в эмигрантских делах американские родственники — "Зачем вам таскаться по этой вонючей Италии. Поживете парочку месяцев в настоящей Европе, цивилизованной Австрии."

Беда в том, что опыт пятнадцатилетней давности, когда эмигрантов выпускали из Советского Союза в год по чайной ложке, уже совершенно не работал. Бабушку, учитывая преклонный возраст и раздобытые медицинские справки, так уж и быть, оставили в Вене, в пансионе на антресолях. Всех же остальных хитрецов — дочь с мужем и их двоих детей услали, как и полагалось, в Италию. Было это дело где-то в феврале — марте, когда американское посольство зверствовало, выдавая отказ каждой второй эмигрантской семье. Бабушкины дети влетели в отказ и провисли в Италии, не зная куда ж они в результате попадут — Америку, Израиль, Канаду или еще куда. Соответственно бабушка находилась, выражаясь шахматным языком, в "цугцванге" — это когда ходить нечем и не знаешь куда сунуться. Бабушку постоянно теребили в местных эмиграционных конторах вопросом куда же ее отправлять. Бабушка не знала. Тогда ей со вздохом продлевали пансионный постой еще на месяц. К счастью Роза Яковлевна была женщиной оптимистичной, бывала и не в таких переделках. В войну прошла через эвакуацию. Так что сходить поплакаться в эмиграционную контору ей не составляло труда.

"Мне то что" — делилась она с нами.

"Что они со мной сделают? Я то не пропаду. Отправлять меня некуда. Детей вот только жалко." — говорила она и на глаза наворачивались слезы — "Как они, бедные, там в Италии?"

Из "несчастливых" тринадцати человек ожидающих автобус мы были самой большой семьей. Мы с женой, родители, и двое детей, девочек двух и пять лет — всего шесть человек. Вторая семья, так же как и мы, прибывшая в Австрию из Одессы две недели назад, была слегка уменьшенной копией нашей семьи. Те же пожилые родители. Их еврейский сын с очень симпатичной белокурой русской женой и дочкой Леночкой пяти лет. Среднее поколение были очень приятными ребятами и мы проводили с ними много времени. Единственным их недостатком было то, что они не курили. Не курили в присутствии родителей. В их же отсутствие, они смалили как два паровоза. К своему несчастью, выезжая из Советского Союза и с благословения родителей, они пожелали оставить там все свои неприятности и вредные привычки. К сожалению расстаться с чешским гарнитуром было куда проще чем с привычкой курить. Поэтому они постоянно, в любом месте стреляли у нас сигареты. Я особенно не переживал, потому что расстаться с вредной привычкой решил попозже и заправился сигаретами полностью по разрешенной норме — два блока на человека, включая детей.

Последняя семья — двое из тринадцати, представляла собой пару среднего возраста — лет сорока, сорока пяти. О женщине ничего сказать не могу, поскольку она совершенно потерялась на фоне своего мужа. О самом муже я не могу сказать ничего хорошего, кроме того что он был так называемым диссидентом.