Как укротить леди

– Николь, когда я рядом с вами, я сгораю от желания касаться вас. И даже вдали от вас я только и думаю о том, как буду вас ласкать, обнимать и целовать. Вы чувствуете то же самое, да, Николь? Вы поэтому так на меня рассердились – потому что постоянно думаете обо мне, как я о вас…

Возбужденная, не в силах выровнять дыхание, Николь, не отрываясь, смотрела в его глаза, потемневшие от наплыва чувства, которое она не могла бы определить, хотя догадывалась, что именно оно вызывает внутри у нее такое сладостное и томительное ощущение.

– Да, – выдохнула она, понимая, что нет смысла лгать. – Я все время думаю о вас. О том, как вы меня обнимаете…

Лукас стянул вниз по плечам лиф платья, поймав в плен ее руки и обнажив упругие полные груди, нежную кожу которых мгновенно омыл прохладный вечерний воздух.

Она продолжала тонуть в его уже не голубых, а серых глазах, захлестнутых желанием… Но вот, опустив веки, он коснулся ее грудей горячими ладонями.

Она закусила нижнюю губу, а он снова посмотрел на нее, будто спрашивая, хорошо ли ей, не боится ли она, или ему лучше не продолжать…

Она провела кончиком языка по мгновенно пересохшим губам. Ей вспомнилось предостережение матери, которое едва не испортило эту изумительную минуту. Но ведь мать разрешала это, разве нет? Намекая, что она еще многого не знает.

– Научите меня…

Лукас нагнул голову и стал осыпать благоговейными поцелуями белоснежные, усеянные прелестными веснушками плечи и груди, о которых он грезил во сне и наяву. Пылающие ладони его сами собой взлетели вверх и приняли в себя их восхитительную тяжесть, от чего внутри у него все затрепетало и восторг его мгновенно сменился неудержимой страстью, желанием заключить Николь в свои объятия, унести далеко отсюда и ласкать, ласкать ее, пока хватит сил…

Закинув голову назад, Николь самозабвенно отдавалась его горячим ласкам, чувствуя, как в ней зарождаются и растут неведомые ранее чувства и желания, и когда он вдруг прильнул ртом к ее соску, из груди ее вырвался то ли вздох, то ли стон от неизъяснимо сладостного и томительного предвкушения. «Да, да! Это еще не все, – смятенно думала она, – за этим должно последовать нечто еще более поразительное и необыкновенное, он научит меня, я просила его… Скорей бы, скорее!»

И она в нетерпении обняла его голову и прижала к груди, вся дрожа от предчувствия близкого чуда…

Первым опомнился Лукас. «Боже, что я с ней делаю! Неужели я посмею воспользоваться ее наивной доверчивостью!» Он мягко отстранился, но она схватила его за плечи и взмолилась:

– Не уходи, не отпускай меня!

– Нет-нет, я не могу, нельзя, понимаешь, нельзя! Мы и так зашли слишком далеко…

«Пойми, я не могу поступить так с тобой, не имею права…»

– Мне все равно, все равно! Только не уходи!

Они провели вместе не так много времени, наверное, какие-то минуты. Но для Николь течение времени уже не существовало. Ей нужно было, чтобы он обнимал ее, не выпускал из своих рук. Она хотела быть рядом с этим человеком – вопреки своей прежней уверенности – и хотела, чтобы их близость длилась вечно.

Но на земле ничто не бывает вечным.

– Эй! Эй, вы! Думаете, вы одни хотите посмотреть на дождь? – раздался за дверями мужской голос.

Затем из коридора послышался визгливый кокетливый смешок, сразу узнанный Николь.

– Это мама! – отпрянув от Лукаса, в ужасе ахнула она. Он придерживал ее, когда она спускалась с письменного стола лорда Корнуоллиса – Это с ней лорд Фрейни?

– Нет, не думаю. – Лукас помог ей расправить кружева вокруг декольте.

– Нет? Но это значит, что…

– Да, вероятно. Николь, вы не обиделись на меня? Я не хотел… Я привел вас сюда не для того… О, черт!

Дверь стали дергать, задребезжала щеколда. Лукас взял Николь за руку:

– Пойдемте. Уйдем тем же путем, каким пришли.

– Вы не собираетесь открыть эту дверь?

– Зачем? Чтобы вы встретились со своей матерью? – улыбнулся он.

И смущение Николь, пришедшее на смену страсти, растаяло. Она оставалась Николь, а он – Лукасом. Что-то изменилось. Что-то очень важное и невероятно главное для них обоих. Но они оставались, прежними.

– Вы правы. Пусть себе стоят там. А куда мы идем?

– Возвратимся в зал. Вы слишком долго отсутствовали.

Он отпер французские окна, они вышли на длинную безлюдную веранду и направились назад, прижимаясь к стене, чтобы не намокнуть.

Николь спросила:

– Как у вас прошел вечер? Вы ведь хотели рассказать мне об этом, правда?

– Да, хотел. Но завтра, Николь. Я обо всем расскажу вам завтра, и тогда вы либо с отвращением от меня отвернетесь, либо простите.

– Я не понимаю.

– Разумеется, не понимаете. Зато я, наконец, кое-что понял.