Как угомонить Фуфлю при помощи собачьей расчёски

Пока вода нагревается до нужной температуры, развожу собачий шампунь в небольшом тазике, добиваясь правильной концентрации. Шницель вновь рвётся на поводке, забрасывает лапки на невысокий бортик и лает. Опять стремится куда-то в правую сторону от меня. Выглядит так, будто его поведение – не просто прихоть, а желание подбежать к кому-то. Гляжу на кафель по направлению взгляда шпица, но там пусто.

Понимая, что делаю какую-то глупость, тянусь к этому месту ногой. Конечно же ничего там нет. Однако пёс смещается в другую сторону, словно незримый объект его интереса отбежал ко мне за спину и вынырнул слева.

– Ну хватит вертеться, – говорю ему. – Пора купаться.

Начинаю мочить Шницеля. С такой густой шерстью это не так уж и просто. Приходится вплотную прислонять к ней лейку и держать, пока шубка пса не вымокнет до кожи. Затем смещаться в сторону и повторять. Такими точечными приёмами мочу всю поверхность собаки. Интересно, какова её площадь? Смеюсь.

Недовольный Шницель относит смешок на свой счёт и, скосив нижнюю челюсть, смотрит на меня. Вымокший, он уже выглядит не таким симпатяжкой – не плюшевая игрушка, а точно усатая половая тряпка. Но это ненадолго.

Губкой начинаю тщательно втирать шампунь в длинную шерсть. Пёс беззвучно ощетинивается, кожа на верхней челюсти морщится и, приподнимаясь, оголяет крохотные клыки. Дальнейшего недовольства господин Шницель не проявляет – не рычит и не вырывается из моих рук. Так и сидит зубастым вспененным несчастьем, стоически ожидая конца экзекуции.

В глубине груминг-салона шумит кондиционер, мурчит Шкода, щёлкает когтерез. Снова звякает стеклянный колокольчик над дверью.

– Вряд ли дождётесь, Розмарсельна, – бросает Жанна, слепляя в одно слово имя и отчество мамы. – У нас аншлаг, а мы скоро закрываемся.

Ловлю себя на мысли, что застываю статуей при осознании, кто вошёл. Точно хочу стать незаметной, слиться с ванной и кафелем. Если бы это было возможно.

– Зови меня Рози, – шикает на начальницу мама. – Не старь подругу.

Как будто это не возраст, а звук отчества её так жмыхнул. Эх, мама, вроде бы нормальная была, а как перевалило за сорок пять – тушите свет, крутите лампочки. Желательно у виска. Чем больше ей становится, тем моложе она себя позиционирует.

– И правильно сейчас говорить соулдат, а не аншлаг, – продолжает поправлять грумера мама. – Осовременивайся.

Какой ещё соулдат? Из казармы что ли? Соулдат взял аутомат. Ну вот зачем, мам? Только позоришься.

– Правильно – солдаут, – подсказывает хозяйка Шкоды.

– Сомнительно, но оукэй, – бросает в ответ мама.

По хрюканью и сопению за спиной догадываюсь, что она пришла не одна. Её французский бульдог тигрового окраса подбегает ко мне и принимается тыкаться округлой головой в ноги, пофыркивая.

– Скумбрия, потише! – смеюсь от щекотки я.

Вымышленная стена невидимости рушится из-за булика, и мама замечает меня.

– Эй, подружка! – кричит она через весь зал. – Подойди!

– Не могу, я работаю! – отвечаю я.

Демонстрирую облепленные густой пеной руки. Шницель, увидев внизу хрипло завывшую на него Скумбрию, встряхивается, разбрасывая брызги шампуня с водой, и начинает тявкать в ответ. Пена сползает со стен, виснет комками на мне и шлепками расшибается об пол.

– Уймитесь оба! – рявкает Жанна.

Она поворачивается к оглянувшимся на неё собакам и сверлит их взглядом по очереди. Потупившаяся Скумбрия с виноватым видом складывает уши, горбится и по стенке плетётся обратно к маме. Шницель ложится в воду. Над поверхностью остаются лишь её нос, глаза и уши. Вынимаю угодившую в сливное отверстие мочалку. Вода стремительно уходит, оставляя шпица в грязной пене. Ну вот. Мочалить его заново.

– Я те тут подгончик притаранила, – кричит мама.

Она приподнимает красный шопер с надписью «Несушка куд-куда надо». Сквозь ткань проглядывается силуэт банки. Неужели за закрутки взялась?

Осматриваю её с ног до головы: розовые босоножки, усыпанные маленькими радужными кристаллами под самоцветы, короткие джинсовые шорты с рваным краем, переливающаяся пряжка розового ремня, топ с открытыми плечами, белое болеро сверху, на шее – розовый кристалл в виде сердца на шнурке, глаза закрывают солнцезащитные очки-кошки в черепаховой оправе. Образ дополняют прямая чёлка до бровей и длинный накладной хвост. Волосы точно ещё светлее, чем раньше – настоящий пепельный блонд.

Нет, консервированные овощи – это точно не про неё. Она будто из клубной тусовки 2007 года выпрыгнула прямиком в наш салон, по пути подобрав где-то собачку модной породы.

– Что там, маринованные патисоны? – намеренно задаю вопрос, который её заденет.

– Я тебе что, Кринжелика?! – возмущается она. – Это комбуча для общего здоровья! Сейчас модно!

Понятия не имею, что это такое и где оно модно.

– Поставь у входа! – прошу её.

– Как домой придёшь – замени крышку на марлю.

– Ага, – отвечаю. – Скумбрии нужно прочистить складочки?

– Не, мы своему грумеру не изменяем, – отмахивается мама и наклоняется к Скумбрии, чтобы её потискать. – Нас ждёт Серж, правда, булочка? Серж из люкс-лакшери-вип-груминг-клаба в центре, пирожочка моя!