— Вот тебе смешно, а мне позорно. Максим… он реально вроде и кайфовал, стоял же у него, но еще он морщился когда я на нём как на скаковом жеребце гарцевала. Побледнел даже. А мне хоть бы что, я скакала в страну оргазмов.
— И как, доскакала?
— Ага. Я целеустремленная. Доскакала. И нет бы заснуть после этого, я же пьяная была жутко. Обычно вырубаюсь.
— Но ты так просто не заснула, — догадалась Женя, и я покачала головой.
— Максим пошел в душ. У меня глаза уже закрывались, но стало скучно. И я пошла за ним, — вздохнула я, и снова окунулась в воспоминания, продолжая рассказывать о своем позоре…
Женя уже не хихикает, а хохочет. Громко, заразительно. Я бы тоже ржала, если бы это с другой случилось а не со мной.
— Пипец! Ха-а-а! То есть, у мужика член травмированный, а ты его болезного безжалостно трахнула? Дважды? — смеется зараза, аж икает. — Помогла-а-а ему? Ой, не могу, — утёрла Женька слезу. — Помощница ха-а-а-а, бедненький, дай пожалею-у-у-у…
— Хватит передразнивать меня!
— Ты его во второй раз-то как? Сначала на коленях, а потом традиционно?
— Орального секса не было. Макс поднял меня сразу же, толкнул к стене, и… сдался, короче.
— Трахал и плакал? — снова захихикала сестра, которая сейчас получит по заднице.
— Угу.
— Бедный мужик. Из бара увел, наверное, чтобы ты не оказалась посреди гэнгбэнга, как благородный хотел поступить, спать уложил, а ты… ой, не могу, Алёнка! Ты как всегда! Чума!
— Я тебя сейчас ударю, — прошипела я, пытаясь утихомирить разошедшуюся Женю. — Я тебе что, Мартиросян? Хватит ржать, сама знаю что это кошмар и ужас!
— Еще какой. И ты утром этому бедолаге заявила что он козел и насильник?
— И это самое жуткое, — вспыхнула я.
— Вот он, наверное, прифигел. Хотя, я помню твои рассказы как ты над ним издевалась на работе. Мужик привык, и ничего хорошего от тебя не ждет. Так что забей.
— Легко тебе говорить! Ну вот что мне делать, Жень, — проныла я. — Извиняться? Так это стыдно. Сделать вид что ничего не было? Это я могу, тем более что в понедельник утром забегу за вещами, и уйду по-английски. Макс меня даже не увидит. Но это разве не трусость? Я и извиниться не могу, и не извиниться. И видеть его стыдно, и… блин, я же с Ирины деньги взяла, и пообещала его на ней женить.
— Жесть какая.
— И вот еще, — я нащупала телефон, и положила сестре на живот, — звонит, пишет. А мне читать стыдно что он там мне писал.