Как убивали Сталина

Перед продолжением письма, которое последовало 24 и 25 декабря, уместны выдержки из записей М.А. Володичевой, сделанные ею 23 и 24 декабря: «23 декабря… В начале 9-го Владимир Ильич вызывал на квартиру (Имеется в виду вечер. — НАД.). В продолжение 4-х минут диктовал. Чувствовал себя плохо. Были врачи. Перед тем, как начать диктовать, сказал: «Я хочу Вам продиктовать письмо к съезду. Запишите!» Продиктовал быстро, но болезненное состояние его чувствовалось… На следующий день (24 декабря) в промежутке от 6 до 8-ми Владимир Ильич опять вызывал. Предупредил о том, что продиктованное вчера и сегодня является абсолютно секретным. Подчеркнул это не один раз. Потребовал всё, что он диктует, хранить в особом месте под особой ответственностью и считать категорически секретным».

Продолжение письма

Итак, почувствовав, что в любую минуту навсегда может выйти из строя, Ленин безотлагательно продиктовал «Письмо к съезду» по самому волнующему его вопросу — вопросу предохранения партии от возможности раскола. Это произошло 23 декабря. Как оказалось на следующий день — это была первая часть письма, ибо 24-го декабря у Ленина возникла необходимость дать более веские обоснования 1 части. Где-то от 6 до 8-ми часов вечера, — после заседания комиссии Сталина, Каменева, Бухарина и лечащих врачей, — Володичева под диктовку Ленина записала: «Под устойчивостью Центрального Комитета, о которой я говорил выше, я разумею меры против раскола, поскольку такие меры вообще могут быть приняты. Ибо, конечно, белогвардеец в «Русской мысли» (кажется, это был С.С. Ольденбург) был прав, когда, во-первых, ставил ставку по отношению к их игре против Советской России на раскол нашей партии и когда, во-вторых, ставил ставку для этого раскола на серьёзнейшие разногласия в партии…

Я думаю, что основным в вопросе устойчивости с этой точки зрения являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы быть избегнут и избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между прочим, увеличение числа членов ЦК до 50, до 100 человек. (Заметим! Здесь Ленин ещё не знает подробностей «телефонной войны», и поэтому видит меру для предотвращения раскола в увеличении ЦК, а не в освобождении кого-то от руководящих должностей, поскольку для него очевидно, что при авторитетности каждого из них освобождение от должности не отменит их лидерства в той или иной фракции, и значит — не только не избавит партию от раскола, а наоборот увеличит его возможность. — НАД.)

Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». (Через 2 дня, 26 декабря, продолжая Завещание, в 3-й его части Ленин на этот счёт скажет: «.. чем больше будет членов ЦК… тем меньше будет опасности раскола от какой-нибудь неосторожности». Другими словами, в этом спасение от «неосторожности», которая может исходить от любого из лидеров ЦК, а не только — от Сталина. — НАД.)