Как убить своего мужа и другие полезные советы по домоводству

После того как дружба с Ханной и Джаз сдохла, я с тоской вспоминала о наших пустых разговорах, нашей беспечной болтовне о джинсах, заправленных в сапоги, или воске для эпиляции! У подруг всегда есть общие тайные заводи — мечты и мысли друг дружки. В один из вечеров, когда я больше не могла выносить скелеты одежных вешалок в Рориной половине шкафа, я принялась заполнять пространство своими вещами и наткнулась на открытку, которую Джаз подарила мне еще в колледже.

Друзья, я и ты…

Ты привела подругу, и вместе нас стало три.

Мы стали одной командой.

Тесным кругом подруг.

И нет у него начала, и без конца этот круг.

В любой другой день я уже набирала бы номер полиции избитых клише, но сегодня я села и разрыдалась.

На следующий день, в приемной у стоматолога, я перелистывала журнал и наткнулась на статью о здоровье. Там говорилось, что женская дружба не только заполняет эмоциональные лакуны супружества, но и существенно уменьшает риск возможных заболеваний, снижает давление, пульс и уровень холестерина в крови. Регистраторша выкликивала мое имя, а я никак не могла оторваться, полностью погрузившись в чтение. Даже сиди я сейчас в травмопункте, прижимая к груди свою оторванную руку в супермаркетном пакете, все равно не двинулась бы с места. Статья заканчивалась неутешительным выводом: отсутствие близкой подруги не менее пагубно для здоровья женщины, чем заядлое курение.

Просто супер. И раз уж жить мне осталось всего чуть-чуть, к чему заморачиваться на какие-то пломбы? Я встала и незаметно выскользнула из клиники.

Впервые за всю мою жизнь работа не приносила спасения, хоть я изо всех сил старалась изображать прежнее рвение ради своих подопечных. К счастью, по лондонским школам гулял какой-то злобный вирус, так что я постоянно была при деле, ползая с тряпкой по забрызганному рвотой полу.

Как-то после обеда я уже надевала пальто, собираясь домой, когда Скрип вдруг экстренно созвал педсовет и объявил о своем решении назначить Пердиту на должность завуча. Я почувствовала, как мой рот перекосился в улыбке, — надеюсь, это походило на улыбку, а не гримасу. Ощущение было такое, словно по подбородку взбирается мохнатая сороконожка.

От неожиданности Пердита так растерялась, что едва не забыла свою благодарственную речь.

— Вчера — уже история. Завтра — еще загадка. А сегодня — это дар. Спасибо вам за этот дар, мистер Скрип. Я с нетерпением жду возможности приступить к работе завуча под вдохновляющим руководством столь замечательного директора… Без обид, — проходя мимо, подбодрила она меня таким слащаво-приторным голоском, что я едва не бухнулась в гипергликемичскую кому.

И пока остальные коллеги выражали Пердите искренние пожелания успешной работы на новом поприще, я громко выразила своеискреннее пожелание: привязать к ее ногам чугунные гири и столкнуть в кишащее аллигаторами джакузи.

Точно своенравную школьницу, меня в очередной раз вызвали в кабинет Скрипа. Он объяснил, что Совет управляющих, ознакомившись с тремя письменными предупреждениями в мой адрес, вверил мою судьбу в его руки. Однако, принимая во внимание мою столь явную враждебность по отношению к новому завучу, всем ясно, что для школы будет намного лучше, если я восприму это как «возможность снижения моего жизненного уровня». Я тупо посмотрела на своего директора, и он перешел на нормальный английский, предложив мне подыскивать новое место. Я думала о том же. Но где? Где это новое место? В ту секунду даже эмиграция на Марс выглядела вполне привлекательно.

Скрип все долдонил о моих недостатках, а я молча глядела в окно на безумное лондонское движение за пеленой моросящего дождя. Для меня здесь слишком много желчи и чересчурмного оранжевого акрила в коврах. Безрадостный азиатский ландыш в директорском кабинете увядал под слоем пыли — и я точно знала, о чем сейчас думает бедный цветок. Я смотрела на умирающий за мокрым окном день и чувствовала, как меня сгибает к земле — словно я в субмарине, пытаюсь закрыть люк, а вода давит сверху всем своим весом. Став учительницей, я упустила свое истинное призвание. Мне гораздо больше подошла бы работа на философском факультете. «Что есть класс? И что есть жизнь? И стоит ли эта гребаная жизнь того, чтобы мы ее проживали?»

Бесконтрольный, горестный всхлип вырвался из моего горла — и вот я уже бреду вон из кабинета, по коридору, за ворота школы, в хлюпающий, промозглый мир.