— Это что, современная трактовка пчелы-белошвейки? Жалим и шьем? Сначала зудим и ноем, а потом обливаем грязью всех, кого знаем? Мне жаль, что твоя жизнь не удалась, Джаз. Честное слово, жаль. Но почему ты так одержима желанием разрушить жизнь своих подруг? Чтобы мы тоже почувствовали себя такими же бедными и несчастными?
Бровь Джаз воинственно вздернулась:
— Я
Ханна непонимающе уставилась на Джаз:
— Какой еще тайной жизни?
— Ладно, скажем иначе. Я советую тебе вызвать ветеринара, потому что в твоем доме завелась огромная жирная крыса.
Я нервно грызла заусеницу. Не люблю, когда меня пугают. Простая арифметика: перепутаться дважды до полусмерти — и можно отдать концы. А разговор явно держал курс в опасные воды.
— Почему, как ты думаешь, Паскаль так привязан к тебе? — сладким голосом продолжала Джаз. — Что в тебе самое привлекательное? Твоя мраморная джакузи или твой «мерседес»-кабриолет?
Ханна отмахнулась, как от назойливой мухи:
— Жалим и шьем. Я же говорила.
— Слышала поговорку? «Дурак богачку за сто миль видит»? Так вот, в тебе твой Паскаль нашел женщину, на которую всегда можно
— Если бы про твою жизнь снимали кино, Джасмин, знаешь, кто бы тебя сыграл? Бетт Дэвис [44], — бесцеремонно бросила Ханна, но лицо ее напряглось.
— Человек, которого ты так любишь, боготворишь, которому ты беспрерывно поешь дифирамбы, — этот человек ведет двойную жизнь. Прости, что именно мне приходится тебе об этом сообщать, но…
Хоть Ханна и напускала на себя равнодушный вид, голос ее вдруг стал по-девчоночьи визгливым:
— Знаешь, по-моему, ты совсем спятила!
— Дэвид — доктор Паскаля еще со студенческих лет. Выписывал ему всякие сомнительные рецепты. Близких друзей и старых знакомых он всегда принимает здесь, в доме. Так вот, как тебе известно, последние несколько месяцев я постоянно шпионила за Стадзом. На прошлой неделе я рылась в его картотеке — той, что он держит под замком, — и, представь, наткнулась на личное дело твоего муженька. Паскаль обращался к Дэвиду за помощью в частном порядке по очень, так сказать, деликатному вопросу. Дело в том, Ханна, что он… короче, твой муж переспал со студенткой. И она… — Джаз помедлила, прежде чем нанести смертельный удар. — У нее… в общем, у
Ханна облегченно расслабилась и даже фыркнула от смеха:
— А я-то уж испугалась, что ты мне сейчас начнешь рассказывать о его пристрастии к азартным играм или еще что-нибудь в этом роде. Паскаль терпеть не может детей! Он всегда потешается над папашами, таскающимися за своими чадами по магазинам игрушек на невидимом поводке под названием «обязательства». И тебе это хорошо известно.
— Дело не в том, что он не хотел детей, Ханна. Он не хотел детей от
Я с ужасом глядела на Джаз. Эта женщина явно перебрала с самолечением из докторского саквояжа Дэвида.
— Доказательства? — Губы Ханны напоминали натянутый лук.
Каблучки домашних атласных туфель Джаз зацокали по коридору и вверх по лестнице, мы с Ханной бросились следом. Сейчас мы были похожи на запаленный бикфордов шнур, тянущийся к бомбе. В мезонине располагался кабинет, служивший также маленькой процедурной. Стол для осмотра в дальнем углу, стены цвета хирургических больничных халатов. Лекарства, бинты — комната насквозь пропиталась больничным запахом. Джаз вынула ключ из тайника в полой ноге бронзовой статуэтки, открыла шкаф с документами, а затем показным рывком выдвинула ящик. Желтоватую папку она швырнула на стол, точно чумную.
Ханна двинулась к столу — медленно, как под водой. Робко, шажок за шажком, будто начинающая фигуристка. Внутренне вся дрожа, я встала рядом, и мы погрузились в изучение содержимого папки: медицинских карт Паскаля Суона, женщины по имени Шона Сарпонг, двадцати шести лет, и пятилетнего мальчика — Дилана Суона.
Кровь пульсировала, сотрясая все мое тело, как дизельный движок. С момента предательства Рори я так и не смогла восстановить чувство равновесия. Казалось, пол постоянно колышется под ногами. По-видимому, то же творилось и с Ханной. Ища поддержки, она оперлась о стол. И долго молчала. В комнате стояла ноющая, будто жгутом стянутая тишина. Наконец Ханна закончила читать, и одинокая слеза сползла по ее щеке. Она закрыла карту Шоны.
— У девчонки жировой показатель всего три процента. — Ее голос вдруг осип от подступивших рыданий.