Лично для меня Великий Переход — это пространство между станцией метро «Бонд-стрит» и центральным входом в универмаг «Селфриджз». Что же до географии, то, будучи родом из Сиднея (родители перебрались в Англию, когда мне было шестнадцать), о Лондоне я знаю только одно: как добраться до «Харродз» [6]и вернуться обратно. Когда друзья приглашают меня в свои загородные убежища, скажем, в Шотландии, то их инструкции, как правило, ограничиваются единственной фразой: «Доедешь до «Харви Николз» [7]и поверни направо».
За Рори я вышла потому, что он смешил меня.
Когда мы впервые ехали в Криклвуд, чтобы я познакомилась с его мамой, Рори назвал их семейную традицию — воскресные обеды матери и взрослого сына — «эдиповым комплексом». Аквамариновые глаза и непослушные темно-русые кудри тоже сыграли не последнюю роль. Равно как и широкая улыбка, освещающая его лицо и моментально делающая Рори таким обаятельным. Я люблю наблюдать, как он выставляет локоть из окна машины, насвистывая на ходу что-нибудь веселенькое. Ах да, и конечно же, его сострадание. Даже в самом начале карьеры половину свободного времени Рори посвящал добровольной помощи в приютах для бездомных животных. С тех пор, кстати, мало что изменилось. Теперь у него своя клиника в Килбурне — в доме по соседству с нашим, — но большую часть времени Рори по-прежнему работает бесплатно.
И все-таки мы союзники — вернее, были тогда, — сплетенные вместе, как пара червей-шелкопрядов. Моя любовь всегда обволакивала его словно патока. И когда Рори смотрит на меня, нежность ласковой рябью разливается по всему его лицу, отчего соски у меня тут же набухают и встают торчком. Могу сказать, что после стольких лет супружества я уже не питаю иллюзий насчет недостатков мужа. В любую погоду на нем все та же потертая кожанка, а коллекции его футболок нет равной во всем западном мире. Для Рори одежда на выход — это
Поначалу банкет предполагался скромный — лишь старые друзья по университету. Однако благодаря потрясающей неспособности Стадза разделять работу и удовольствие все получилось пышнее, чем прическа Долли Партон [8].
Джаз вышла за Дэвида Стадлендза, когда тот был еще стажером в хирургическом отделении крупной клиники при медицинском колледже Кембриджа. Она запала на него с первого же дня их знакомства.
— Просто обалдеть, какой мальчик! — восхищенно поделилась она со мной. — Так и хочется посадить его на канапе и заглотить целиком.
Дипломированный спец по экономике домохозяйства, Джаз пошла работать поваром в ресторан, чтобы содержать мужа, пока тот делал карьеру, карабкаясь вверх по клинической лестнице. Теперь Стадз настолько богат, что может, не нагибаясь, войти в собственный бумажник и ездит на навороченном «ягуаре», который паркует напротив своей частной клиники на Харли-стрит. Этот мужчина не просто красив, он еще и высок настолько, что ему приходится радировать нам, простым смертным, когда надо выяснить, какая погода там, у него под ногами.
Стадзу почти пятьдесят, но тело у него стройное и тренированное. А профиль такой острый, что им можно брить ноги, — и не менее острый язык. Его фирменный стиль — цинизм и насмешка, хотя подшучивает он по большей части сам над собой — но так, что его обаяние от этого лишь усиливается. Ведущий хирург в области лечения ожогов, свои академические лавры Стадз пожинает, работая консультантом в университетской клинике национальной службы здравоохранения, а роскошная жизнь семьи финансируется за счет частной практики пластического хирурга. («Вы просто самовлюбленная невротичка, зря расходующая свое и мое время. Но если вам нужна