КАК УБИТЬ ДРАКОНА: Пособие для начинающих революционеров

В условиях галопирующего неравенства, когда общество все больше проникается левыми идеями, рассчитывать на приход к власти демократическим путем, предлагая правую и даже крайне правую, зачастую либертарианскую повестку, рекламируя прелести «маленького государства» и потенциал «свободного рынка», — это заведомая утопия. Действуя таким образом, наиболее боеспособная часть гражданского общества рискует навсегда исчезнуть с политической сцены и перейти даже не в партер, а на галерку. Сцену же займут комедианты и авантюристы.

Сегодня снова сложились условия, которые существовали в тот момент, когда я писал свой «Левый поворот». Для оппозиции было бы непозволительной роскошью упустить случай вернуться из фейсбучной тусовки в реальную политику.

Если не сложится демократическая коалиция с левой повесткой, то шансы на мирный транзит власти демократическим путем будут невелики. Режим будет висеть на волоске до тех пор, пока этот волосок не перережет революция снизу, на волне которой к власти придут новые большевики. В этом случае есть риск, что русская история зайдет еще на один штрафной круг, а в итоге Россия уже навсегда выпадет из актуальной всемирной истории.

Глава 18. Интеллектуальный выбор: слово на свободе или гласность в резервации?

Когда речь заходит о политическом режиме в современной России, у тех, кто пытается его как-то классифицировать, неизбежно возникает когнитивный диссонанс. С одной стороны, этот режим кажется безусловно авторитарным, репрессивным и даже тоталитарным. Власть тут несменяема, оппозиция лишена малейшего шанса победить с помощью выборов, ставших пустой формальностью, любой гражданин может в любую минуту оказаться жертвой полицейского произвола, даже если он вообще не занимается политикой, а уж если занимается, то и подавно.

Впрочем, обо всем этом можно было писать достаточно прямо и открыто в Сети и даже в отдельных средствах массовой информации, доступ к которым относительно свободен. Власти можно было критиковать, можно было заниматься частными расследованиями, копаться в грязном богатстве высших государственных сановников и так далее. И, в общем-то, все это сходило с рук, хотя отдельные эксцессы, стоившие жизни нескольким выдающимся журналистам, случались. Но они случаются и в других странах — в Словакии, в Болгарии, на Мальте, и это только в последние годы.

Трудно не заметить, что до последнего времени возможность высказываться в путинской России оставалась большей, чем в СССР даже самых вегетарианских времен. Ни «Эхо Москвы», ни «Новая газета», ни «Дождь», ни относительно открытая Сеть, ни многое, многое другое в СССР просто непредставимо. Лишь за мечту о чем-то подобном можно было получить немалый срок. Поэтому ныне многие говорили и писали о России как о достаточно свободной стране или, по крайней мере, как о стране, в которой есть хотя бы свобода слова. Насколько это было оправданно?

Проблема в том, что свобода слова в точном смысле этого сочетания является высшим правовым и конституционным принципом, которому подчинено государство. Эта свобода гарантирована всей мощью гражданского общества и встроенного в него политического государства. В современной России такой свободы нет. Вместо нее есть пространство, пределы которого строго очерчены властью, на котором с ее позволения и под ее бдительным присмотром обитает туземец по имени «Гласность». Этот музейный старик живет в отведенной на окраине полицейского государства резервации, развлекая столичных зевак и заезжих туристов.

Жизнь в резервации целиком и полностью зависит от воли государства: оно могло бы прикрыть ее полностью и в любой момент, но из каких-то своих внутренних соображений этого не делает — видимо, вред от закрытия резервации (связанная с этим шумиха, необходимость развлекать зевак чем-то другим и так далее) пока превышает вред, наносимый режиму призрачной открытостью. Такое положение возникло не в один момент, а сложилось исторически под воздействием множества разнообразных и зачастую противоречивых факторов. Чтобы понять, как из этой ситуации выруливать и, главное, куда, необходимо хотя бы вкратце обрисовать эту эволюцию.

В СССР общество было настолько закрытым, насколько это вообще возможно в практической жизни. Эта закрытость давала уникальные рычаги государственной пропаганде, помогавшей режиму контролировать сознание, а значит, и поведение подавляющей части населения. В этом, можно сказать, одно из главных отличий тоталитарного режима от авторитарного — первый полагается не только на полицейские репрессии, но и на активное программирование сознания и поведения людей с помощью мощнейшей пропагандистской машины. Таких условий и близко нет у нынешнего режима, и не думаю, что ему когда-нибудь удастся их создать.