Но ровно до тех пор, пока Бет не рассказывает, что ей приснилось.
– Это был не просто сон, – произносит она, облизывая пальцы с блестящими ноготками цвета фуксии. – А как раньше. Как тот сон про Сэнди.
Сколько ее помню, Бет всегда снились сны со зловещими предзнаменованиями. Например, накануне смерти ее тетки Лу. Та упала с лестничной площадки в собственном доме и сломала шею. Перед этим Бет снилось, что тетка спустилась к завтраку и заявила, что научилась делать новый фокус. Затем взялась рукой за подбородок и повернула голову на 360 градусов.
А однажды, когда нам было по десять, Бет пришла в школу и сказала, что ей приснилась Сэнди Хейлз из футбольного лагеря. Что она нашла ее за подсобкой: та лежала на земле, а ее лицо закрывала простыня. На той же неделе в субботу тренер по футболу сообщил, что у Сэнди заболевание крови и она уже не вернется в лагерь. Никогда.
– И что на этот раз? – спрашиваю я и чувствую, как волосы на затылке встают дыбом.
– Мы делали прыжки с той-тачем на скале, как тогда, помнишь? – рассказывает она. – А потом услышали шум – как будто что-то падает вниз и летит долго-долго. Я подошла к обрыву и посмотрела вниз, но там ничего не было. Но я все же почувствовала, что там что-то есть: оно вибрировало, как воздух в горле, когда громко кричишь.
«Да, – подумала я, – как когда мы все вместе кричим на матче, наши глотки вибрируют и слышен топот ног. Трибуны дрожат; дрожит все кругом. Я и сейчас это чувствую».
– А потом я повернулась и взглянула на тебя. Там было очень темно, а ты стояла бледная, и глаза у тебя были черные-черные, как кусочки каменного угля, которые нам показывали на географии.
Она наклоняется ниже, ссутулив плечи, как хищная черная птица, высматривающая добычу.
И мне вдруг кажется, что я сплю и по-прежнему вижу кошмар, в котором ковер с кровавыми следами пружинит под ногами, со дна аквариума поднимаются пузыри, а аквариумный насос раздувается и сжимается в ритме сердечных клапанов.
– Но нижней половины лица у тебя не было, Эдди, – шепчет она и накрывает рукой подбородок и губы. – А вместо рта – просто белое пятно.
Я перестаю дышать.
– И тут я поскользнулась, – продолжает она. – А ты схватила меня за руку и попыталась удержать, но мне было больно, и что-то врезалось в руку – что-то в твоей ладони. А когда ты протянула мне другую руку, я увидела, что на ладони у тебя рот, прямо в центре. Ты говорила им и пыталась сказать мне что-то очень важное.
Я смотрю на свою ладонь.
– И что я говорила? – спрашиваю я, глядя на свою белую руку.
– Не знаю, – Бет вздыхает, выпрямляется и качает головой. – А потом ты…
– Что?
– Выпустила меня. Как тогда, когда еще не научилась страховать.
В голове моей пожар, живот скрутило. Подношу ко рту салфетку. Не помню, когда я в последний раз ела, и понимаю, что, кажется, этот маффин был ошибкой. Пусть я его и не проглотила.
– И что особенного в этом сне? – спрашиваю я. – Ничего же не случилось.
– Случилось, – возражает она и достает из кармана джинсов блеск для губ. – Сама знаешь, как это работает. Скоро нам все откроется.
Хочу закатить глаза, но в этот момент живот скручивает спазм и приходится схватить салфетку. Мне ужасно стыдно, что меня выворачивает при всех, но наружу выходит один лишь шоколадный осадок, мутная жижа, стекающая по руке.
– Родная, – утешает меня Бет, – мы тебя приведем в порядок. А то совсем размякла. Теперь, когда я снова стала капитаном, я тобой займусь. Ты у нас придешь в форму.
– Да, – отвечаю я, глядя, как Бет с ловкостью фокусника орудует блеском. – Почему в твоих снах я всегда делаю что-то плохое? – спрашиваю я.
Она протягивает мне блеск.
– Потому что у тебя совесть нечиста.
После урока истории мы с Бет встречаемся снова. Она ждет меня у двери.
– Любовь прошла, завяли помидоры, – заявляет Бет. – Так и знала. Знала, что что-то случится. Тренерша и Уилл. У них все кончено.
– Что?
– Он сегодня не пришел, – сообщает она. – За рекрутерским столом только этот рыжий, рядовой первого класса.
«Надо же, как скоро, – думаю я. – Как скоро».
– Это ничего не значит, – говорю я и отворачиваюсь, чтобы уйти. Но она хватает меня за ремень. Отчасти я рада, что ее утренние пророческие настроения прошли и она снова стала прежней ехидной Бет, но, с другой стороны, мне не нравится, как она возбуждена, как радуется.
– Я тут поразведала, – шепотом произносит она и наклоняется ко мне так близко, что я вижу впадинку у нее на языке в том месте, где раньше была штанга – еще до того, как она решила, что пирсинг только для восьмиклашек. – Рыжий солдатик говорит, что сержант куда-то запропастился. И не отвечает на звонки.
Я молчу и набираю код на шкафчике.