При взгляде на неё мгновенно встал. Подлёг, обнимая, целуя шею, прижимаясь к её попке. Замыкало до дрожи. Даже злость на Шпика временно померкла. Сейчас хотелось только повторения банкета – пока девочка ещё мягкая, податливая, со сна. Сладкая...
Проснувшись от его ласк, Маринка вдруг затрепыхалась, заматываясь в простынь и отодвигаясь.
– Чшш... Не пугайся, дерзкая, это я, – наваливаясь на неё, шепнул Данила. – Доброе утро, малышка. Но ты это, спи, спи... Рано ещё, ещё даже семи нету. Я потихонечку, м? Расслабься, ну...
Но она цеплялась за сползающую с неё простынь, и ломалась:
– Не надо. Ну не надо...
Такая смешная с этой своей до сих пор размазанной по лицу косметикой. И такая милая.
– Ну чего ты, Марин? Из-за месячных что ли? Да не парься, дурочка, я не брезгливый.
Она замерла на миг и вдруг замолотила его кулаками, норовя при этом ещё и коленом в пах угодить.
– Пошёл вон, козёл!
Соскочила с дивана и её тут же шатнуло, занесло к противоположной стене. Данила рассмеялся:
– Ну куда ты подорвалась, дика́я? Ты же ещё бухая! Тебе ещё спать и спать!
Но она схватила сумочку и кинулась в коридор. Данила кинулся за ней:
– Эу, стоять, я сказал! Ты никуда не идёшь!
– Отвали, придурок!
– Так, короче... – схватил поперёк тела и поволок в комнату. Сбросил на диван, навис над нею: – Ты. Никуда. Не идёшь. Это ясно?
– Мой папа тебя уроет! – с ненавистью и страхом глядя ему в глаза, прошипела она.
– Пусть сначала найдёт! – в сердцах рыкнул Данила и пошёл на выход.
Вслед ему полетела её сумочка. Врезалась в стену, рассыпалась всякой бабской мелочёвкой. Данила перешагнул через неё и, плотно закрыв за собой комнатную дверь, ушёл в кухню. Трясло. Вот что это, нахрен, было? Что он такого сказал, что не так сделал? Психанув, смахнул со стола, всё, что купил к завтраку, зажал руками голову. Придурочная, блин...
Минут через пять тупого созерцания крышки стола, признал, что был не прав. Слишком давит на неё, надо притормозить. Она просто испугалась, видно же. В этот же миг скрипнула комнатная дверь, и Данила кинулся в коридор.
Маринка стояла перед зеркалом, и, слюнявя палец, яростно пыталась оттереть черноту под глазами. Её заметно пошатывало. На него – демонстративно ноль внимания.
– Я же сказал – не отпущу!
– А мне похрен, что ты сказал!
Снова закипая, понаблюдал, как она дерёт расчёской волосы.
– Что не так-то, Марин? Я серьёзно не понимаю! Всё же хорошо было? Нет, ну правда, ты... Ну умойся хотя бы. Позавтракаем спокойно, поговорим... Марин?
Но она игнорила, и это злило.
– Так, короче, – схватил её за локоть, – если не хочешь, чтобы я тебя связал нахрен, возвращаешься в комнату и... – замолчал.
– И что? – выдернув руку, дерзко вскинула она подбородок. – Ну, что?
А он не знал. Но связывать точно не собирался.
– Ничего. Не, ну правда, Марин, не хочешь трахаться – не будем. Просто проспись нормально.
– Сама разберусь, как мне нормально, – сунув в рот жвачку, буркнула она и наклонилась, чтобы обуться. Её пошатнуло. Устояв, заторможено уставилась на свои босоножки с отломанными каблуками и, отшвырнув их вдруг, нагло сунула ноги в Данилины резиновые шлёпанцы.
Он выскочил за ней в подъезд.
– Да погоди ты, дурная! Давай хотя бы мотор тебе возьму! Ну стой! – поймал на выходе из подъезда, зажал в тамбуре. Обхватил её лицо руками, заглядывая в глаза, лихорадочно соображая, как быть. Испугался вдруг. Капец, как испугался! Не готов был её отпустить вот так сразу и в никуда. – Хотя бы номер телефона оставь или адрес, где я смогу тебя найти?
– В магазине ищи!
– В каком ещё магазине?
– В котором прокладки продают, придурок!
Попыталась отпихнуть его, завязалась недолгая борьба, и он не стал перегибать, сдал назад. Выскочил следом за ней из подъезда, глядя, как она то и дело теряет его огромные шлёпки, поплёлся следом:
– Так ты из-за этой херни, что ли, психанула?
– Херни? – резко развернулась она. – Херни?!
– Да что тут такого-то? Ты что одна такая во всём свете? Или ты думаешь, я дебил, не понимаю...
Замолчал: возле первого подъезда, резко свистнув тормозами, остановилась чёрная тонированная девятка. Синхронно хлопнули передние двери и, едва глянув на вылезших мужиков, Данила сразу вспомнил, кто ещё и когда мог подкинуть ему наркоту.
– Да, представь себе, ты дебил! – обиженно шипела Маринка.
– Ладно, всё, проваливай, – сквозь зубы буркнул он и подтолкнул её к дорожке палисадника между домами.
Даже не обернулся ей в след. Только, перекрывая проход в палисадник, широко и пружинисто расставил ноги и сунул руки в карманы.
Эти двое остановились на расстоянии пары шагов – руки тоже в карманах, рожи на понтах. Тот, что справа – тот самый мудак, с которым Данила «обнимался» чуть не подравшись в Удаче, когда ждал Шпика, и которому, как и той сучке с пивом, вся масть была подкинуть порох, неторопливо надул жвачку.
– Ну здорова, Хулиган! Типа, с прибытием на гражданку тебя.
– Чё надо? – внутренне собрался Данила, расслабляя при этом колени и плечи и прицельно намечая точки на стоящей перед ним туше, куда будет пробивать.