– Это что, труселя Пестриковой? – офигела Маринка. – Ты что, в стриптиз устроилась? И это ради этого я пальцы за тебя держала?
– Да! В Воск, прикинь! А помнишь, меня этот их хореограф залошил, сказал, что только для гоу-гоу подхожу? Ну так вот, он же сам и сказал в этот раз, что я вполне даже на стрип канаю, просто надо поработать над пластикой. У них там, прикинь, вообще туган сейчас: Пестрикова до сих пор непонятно где шляется, Реброва сказала, что беременная и аборт делать не собирается и её сразу пинком под зад. Осталась одна, Инна какая-то, но и она призналась мне по секрету, что, скорее всего, будет уходить. Так что они там теперь не особо-то и ковыряются в кадрах и приглашают желающих. Не хочешь к нам? Там, оказывается, кормёжка и такси до дома за счёт заведения, прикинь! И весь карась, который в трусы – на карман идёт, не надо ни с кем делить. Шикардос, вообще!
– Нет, спасибо, папа не одобрит. Он и так-то... – вздохнула. – И ты тоже, отчаянная, блин, голова, Кать! Не боишься?
– Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, Иванова! Кстати, как на счёт обмыть? Надо, обязательно!
Маринка согласилась. Папа сегодня был на дежурстве, можно было немного расслабиться. Нужно было расслабиться! И хоть ненадолго перестать думать о Даниле. Она и так уже второй день ходила как прибитая – ни есть, ни спать толком.
Взяли по баночке ноль-пять джина-тоника, посидели в парке возле института. Катьку сразу повело, а Маринка была настолько напряжена, что её всего лишь мягко цепануло. Пробило на ха-ха и не больше.
Потом пошли на трамвай, и на остановке взяли ещё по баночке. После неё напряжение наконец-то отпустило, стало вдруг так душевно, что и разговоры пошли другие.
Катька разоткровенничалась, что и сама не раз изменяла Женьке, поэтому и не обиделась особо, когда он её бросил. Призналась, что завидует тому, как Маринке повезло с Киром.
– Не, реально, ты за него прям держись! Он классный пацан! Ну сам посмотри, кто ещё у нас в кульке хотя бы примерно такой же? Ну если только Бондарь слегка... Но и то недотягивает он до Круглова! Держись прям за него, слышь, Маринка?
А Маринку в это время просто адски раздирало рассказать ей про Данилу. Что это он и есть тот идиот с укропом с вокзала... И как встретила его потом в клубешнике, и даже чем всё закончилось в ту ночь... Хотелось рассказать и о том, что потом слегка дружили, и как он на неё смотрел всегда, и как ждал, и переживал, что больше не придёт... Про то, как он психанул, когда она рассказала ему, что у неё есть парень. Как плёлся за ней на машине почти час, пока она шла от дач к городу. И как припёрся потом под окно допытываясь, что делает не так и предлагая начать с нуля...
Подмывало! Просто горело! И если бы не Катькины дифирамбы Киру, может, и не удержалась бы.
В электричке потянуло в сон, разговоры как-то сами собою стихли. А вот в замедленных мыслях, наоборот – с новой силой встал Данила.
Вспоминалось, как допекал её, передавая приветики, через прохожих... Розы, полные горсти малины, браслетик на ладони... Взгляд его – глаза в глаза, близко-близко, и прерывистый от злого возбуждения шёпот: «Марин, ну чего ты творишь, а?»... Поцелуи его – всегда наглые, подчиняющие, но такие... Какие-то особенные. И присказка эта дурацкая: «Как целует хулиган?»
Улыбнулась сквозь дрёму.
По-настоящему он целует. Объяснить как это – не смогла бы, но... Просто по-настоящему.
Катька вышла на своей станции, Маринка поехала дальше.
Он нормальный пацан, абсолютно! Не мог он ничего серьёзного натворить, он же столько раз говорил – завязал с хулиганкой. Клялся. И она верила... Нет – верит!
...Это всё из-за «Удачи», точно. Не зря Оксанка спрашивала!
За окном скользнул перрон, засвистели тормоза электрички. Это была ещё не Маринкина станция, но она сорвалась вдруг с места и выскочила на платформу.
До дома крёстного почти бежала. Боялась? Конечно. Но надо! Отцу бы, может, так и не призналась, а дядя Олег был нормальный. И если ему объяснить...
– Опа, Мариха, а ты как тут? – слегка обалдел он и распахнул дверь шире, давая войти.
И Маринка затараторила прямо с порога: сбиваясь, заскакивая с заду наперёд, потом возвращаясь назад, потом снова вперёд. Дядя Олег только моргал, удивлённо задрав брови, и кивал на каждое Маринкино:
– Понимаешь, дядя Олег?
Наконец, выдохнув, прижала руки к груди:
– Это я тебя ударила, дядя Олег, понимаешь? Прости меня, пожалуйста, но я же не знала, что это ты! Я испугалась просто. А Данила вообще ни при чём, он просто заступился за меня, разве это плохо? Пожалуйста, я очень тебя прошу, скажи папе, что вспомнил, что это не Данила! Только не говори ему про меня, ладно? Пожалуйста!
– Нууу... – непонятно развёл руками крёстный, и в этот же момент сработал смывной бачок унитаза, и из туалета вышел отец.
Глава 29
Боже, как он орал! Была бы Маринка помладше – может и выпорол бы, хотя за всю жизнь, только однажды схватился за ремень, да и то, Оксанка тогда не дала.