Как целует хулиган (СИ)

– Да не, это на неё вот что-то нашло, уже вечером. Как будто чувствует, что у нас с тобой ещё планы. – Усмехнулся. – А может, ей рожа ей твоя битая не понравилась? И ты тоже хорош: Кирей, время! Она теперь точно не поверит, что я домой поехал, ещё названивать, чего доброго, начнёт. Говорит, прикинь, что ей кто-то там сказал, что видел меня вчера в бане с тёлками. А я ей сегодня с утра уже втёр, что дома с батей бухал... Пришлось срочно отмазываться, на тебя стрелки перевести, что ты подвалил уже за полночь и потащил в баню. И что все бабы были твои. Ты же, типа, дембель, тебе положено. Еле выкрутился, да и то, как-то... Твою мать. – Озабоченно помолчал. – Что-то её и правда, резко сорвало.

– Да просто дыма без огня не бывает, братан, – многозначительно хмыкнул Данила.

– Да не, я ей так-то поводов стараюсь не давать. Если что и бывает, то по-тихому, я ж не дурак.

– А я не про тебя, а про то, что она, может, по себе судит?

– Да ну тебя на хер, Даныч! Завязывай с этими шутками, не в кассу они. Я тебе на полном серьёзе говорю – Маринка не такая.

– Ну-ну...

Выезжая из дворов на дорогу, а потом мчась в сторону промзоны, довольно долго молчали. Предстояло оперативно и по-тихому перегрузить из фургона в гараж две тонны спирта, а настроение впахивать неожиданно исчезло. Все мысли вокруг этой... заразы.

– Любишь её, братан? – простой вопрос, а еле выдавил.

– Ну как тебе сказать... – задумался Кирей. – Я таких, как она, больше не встречал. А любовь ли это... Хрен её знает, мне особо и сравнить-то не с чем.

– А разве надо сравнивать, чтобы понять?

– Да говорю же, не знаю! – Но, помолчав, всё-таки кивнул: – Хотя да, пожалуй, люблю. Во всяком случае, прёт меня от неё конкретно. Хоть на стену лезь. У тебя такое бывало когда-нибудь?

Данила уклончиво дёрнул плечом и промолчал. Бывало, братан. И вот прямо сейчас есть.

Глава 24

Сказать, что Маринку трясло – это ни о чём. Напряжение изводило.

Всю ночь ворочалась, прокручивая в голове варианты как быть, а под утро приснился какой-то бред: они с Данилой в туалете ночного клуба, занимаются сексом. Всё как-то суетливо и пошло. Она и не хочет, и не понимает, зачем делает это, но всё равно послушно подставляется и терпит. Это снова её первый раз, ей больно, но неловко об этом сказать... и вдруг заходит Кир.

По её ногам густо бежит кровь, но она уверяет его, что это просто месячные и просит Данилу подтвердить, а тот, вместо этого, начинает вдруг её целовать – глубоко, с языком, и она отвечает, потому что, хотя и жутко неловко перед Киром, но ей так хорошо, что противиться просто нет сил...

А потом она настойчиво пытается объясниться с Киром, но он не хочет говорить – он увлечённо танцует с Ребровой «Последнее танго». У неё уже огромное пузо, Маринка смотрит на него, и знает, что это ребёнок Кира, но даже не ревнует, потому что понимает вдруг – просто нужно напоить Кира водкой, тогда к утру он забудет про беременность, и та сразу исчезнет.

Эта мысль – настоящее озарение! Просто нужно до беспамятства напоить Кира и всё будет хорошо! Всё обнулится и можно будет вздохнуть спокойно.

Уговаривает Данилу помочь ей, но ему не до того – он разделывает сырую рыбу. Много сырой рыбы. Много крови и слизи, и этот жуткий запах... И всё это в туалете, где они с ним только что занимались сексом.

Она обижается на него, колотит по спине и кричит что-то злое, но Данила лишь сосредоточенно запускает окровавленную пятерню в очередное вспоротое брюхо и, вычерпнув целую горсть густо пронизанной капиллярной сеткой икры, протягивает ей.

«Угощайся, дерзкая...»

И Маринка берёт её и ест, а Данила с хрустом вонзает нож в брюхо следующей рыбине.Вокруг на полу много икры вперемешку с крохотными, уже вылупившимися мальками. Они, задыхаясь, бьются об кафельный пол, и при виде них по Маринкиному языку разливается послевкусие их с Данилой поцелуя – страстное, но горькое, как рыбья желчь...

Проснулась с тяжестью внизу живота и ощущением, что раньше срока начались красные дни, но оказалось, ложная тревога. За завтраком через силу запихнула в себя половинку бутерброда и закрылась в комнате.

Отчаянно хотелось позвонить Киру, но было слишком страшно. А вдруг он уже всё знает?

Вкус и запах сырой рыбы всё ещё стояли поперёк горла, а воспоминание того, как Данила возился в кровавых кишках, вызывало тошноту – до отторжения к нему самому. До беспомощной ненависти.

Ну как он не понимает, что всё это было просто тупой ошибкой?! Как смеет вмешиваться в их с Киром отношения? По какому праву? Он ей кто – судья что ли?

Валялась на кровати, наблюдая, как ползёт по кругу стрелка часов. Ехать на репу, не ехать? Позвонить Киру – не позвонить? Или, лучше, сначала Катьке?

– Пи-и-ищит, Оксаночка! Та-а-амагочики пищит! – заладил за дверью брат.

– Тёмушка, Мариночке отдай, это её! – отозвалась, громыхая банками на антресолях, Оксана.

Он сунулся в комнату:

– Та-а-амагочики пищит! Мариночке отдай! Отдай Мариночке!