Чёртова язва, откуда она такая свалилась на его голову?
Ну почему не пришла? Может, просто не получилось?
Но она не появилась и ещё через день, и ещё. Данила разозлился и перестал тратить вечера на ожидание.
Кинулся в дела, съездил, наконец, к матери в Ольховку, обнаружил, что она больше не живёт с тем чмырём дядей Колей и его ремнём с солдатской пряхой, от которого Данила с одиннадцати лет упорно сбегал в город к отцу, и там, на вольных хлебах, пока отец бывал в рейсах, неделями оставался сам себе хозяином, пока его не ловили на очередной хулиганке и принудительно не отправляли обратно к матери.
– Ма, так ты что, одна теперь?
– Как видишь.
А Данила смотрел, и видел, что не одна. Нет, ну в смысле, мужские носки по дому не валялись, и, судя по быту, постоянного сожителя не числилось, но при этом всё было ладно. Лампочки вкручены, ничего нигде не отваливается, не скрипит. При дяде Коле тут был просто мандец – мать не справлялась, а ему нахрен ничего не надо было. А теперь всё по уму. Да и сама мать похорошела.
Пытать не стал. Скрывает – её дело. Даниле давно уже не было интересно как она и с кем. Живая-здоровая – и ладно.
– Ма, ты зачем мебель от отца вывезла? Только не надо втирать, что не ты.
Она засуетилась, пряча глаза, но отпираться не стала:
– Деньги нужны были. Обойки поклеить, то, сё. Да и с работой у нас здесь туго, вот, пара месяцев только, как в магазин устроилась.
– Обойки?! – разозлился Данила. – Ну ладно телек, ма, ладно стиралка, там, шкаф, кресло, но бабушкин стол? Ему больше ста лет было! Ты не имела права!
Мать обиженно надулась:
– Явился первый раз за два года, а кроме как про стол трухлявый, так будто и поговорить не о чем!
Данила помолчал, глядя на клеёнчатую скатерть в подсолнухах. А действительно, о чём с ней говорить-то? Да и не за этим приехал.
– Не знаешь, через местных можно как-нибудь канистры алюминиевые достать? Я бы купил штук сорок.
Мать обещала поспрашивать, на этом и разошлись.
Дома, заходя в подъезд, поймал себя на глупой надежде, что, вдруг, Маринка всё-таки приходила? Может, записку оставила в двери или соседям?
Но нет.
Снова разозлился. На неё? На себя? Кто бы знал. Ничего не хотелось делать, только лежать на диване и тупо пялиться в потолок. И это из-за бабы! Надо выбираться из этой херни, иначе все силы вытянет.
Ночью проснулся от того, что Барс как бешеный конь гоняет что-то по паркету. Оказалось какая-то штучка, типа кулона – половина разбитого сердца. Наверное, из Маринкиной сумочки тогда вывалилась.
Лежал на диване и, задумчиво глядя на финтифлюшку, водил пальцем по её неровному краю. Какие они всё-таки странные, эти бабы. Таракан на таракане и тараканом погоняет. Прокладки, помадки, колечки-заколочки, капризки, слёзы по любому поводу, перепады настроения, вынос мозга... Но другие же мужики как-то справляются? Дядь Серёга с тёть Ирой, например. Сколько лет вместе! Хотя, помнится, одно время она ему прям не на шутку мозг выносила, чуть ли не до развода. Но ничего ведь, дядь Серёга-то вытянул. Любовь, наверное, сильнее тараканов. А вот отец не вытянул, хотя и любил мать без памяти. Наверное, не любая любовь сильнее тараканов, а только взаимная...
Проснулся по стандарту – под вопли голодного Барса. Лихорадочно зашарил по постели в поисках выпавшего из сонных рук кулона. Настроение было не просто бодрым – куражило в предвкушении.
Начав от остановки, на которой однажды высадил Маринку, почти полчаса убил на то, чтобы обойти микрорайон, но всё-таки нашёл и те самые сталинские пятиэтажки, и здоровенную старую акацию у торца одной из них. Прямо напротив неё расположился маленький уютный квартал трёхэтажных панельных «хрущёвок» Данила усмехнулся – значит, и занозу свою дерзкую тоже, считай, нашёл.
Не удержался и, как рассказывала Маринка, по дереву перебрался на пожарную лестницу на стене дома. Оттуда – на крышу и до слухового окна, но оно оказалось заколочено досками. Выбил их с ноги, залез внутрь.
С чердака действительно открывался шикарный вид на соседний двор. Особенно на тот дом, что стоит торцом, прямо напротив «сталинки» в которой засел Данила: его было видно сразу и спереди, и сзади, и даже сверху. Идеально, чтобы наблюдать, как насмерть перепуганные родаки кипешат в поиске своего пропавшего чада. Улыбнулся. Хулиганка, блин.
Спустившись, натянул на голову капюшон олимпийки и сел на угол песочницы посреди двора. Выжидать с моря погоды было глупо, к тому же время поджимало, нужно было ехать на водокачку, там скоро уже должны были подтянуться пацаны, железо пилить, но казалось, что стоит только уйти, как сразу же появится Маринка. И вот это: «Минутку, ну ладно, ещё одну...» всё тянулось и тянулось. И заставляло злиться на себя. Развёл тут, блин, розовые сопли. Сам как баба...
И всё-таки дождался.
Она вошла во двор с противоположной стороны, рядом шёл парнишка лет пятнадцати и, настойчиво теребя за плечо, без конца что-то спрашивал, но Маринка, погружённая в себя, не отвечала.
Такая красивая. Даже издалека видно.
Пока тупил и любовался, они уже свернули к среднему подъезду.