Как-то раз под Новый Год 2020

Нас разделял только тонкий слой ткани: там, где начиналась его одежда, моя как раз заканчивалась. И сквозь нее я прекрасно чувствовала, что в отдельных местах моя методика имела прямо-таки внушительный эффект!

Цепочка мелких поцелуев привела меня к груди, и я в медицинских целях лизнула плоский темный сосок. И лежа на нем животом к животу, по-кошачьи прогнувшись, вкрадчиво уточнила:

—  Тебе лучше?

Взгляд “пациента” расфокусировался, дыхание сделалось поверхностным и прерывистым…

—  Намного, — выдохнул он. — Намного лучше!

И попытался сгрести, подмять меня под себя.

—  Лежите, больной! —  строго пресекла я эти поползновения. —  Нельзя прерывать терапию!

Поерзала бедрами, оценивая дело губ своих — и оценила весьма высоко.

Тягучее, медовое предвкушение растекалось по венам, обещая удовольствие.

Мужские руки, воспользовавшись моим отвлеченным вниманием, скользнули под футболку, и умело тискали, ласкали мою грудь — добавляя сладкому обещанию веса.

Я, прикрыв глаза, легонько покачивалась в такт его движением, выгибаясь навстречу ласке, подаваясь вперед-назад тазом, стараясь вжаться, потереться, прочувствовать полнее…

Когда расстегнутая молния царапнула нежную кожу внутренней поверхности бедра, я зашипела рассерженной кошкой, и выпала из этого чувственного транса: довольно! Хватит полумер! Пора брать свое удовольствие в собственные руки!

...ну, для начала — руки. А там посмотрим — как пойдёт… Как себя вести будет!

И стянув с Кирилла джинсы, я оттянула резинку боксеров и выпустила на волю… свое удовольствие.

Огладила, очертила пальцем головку — и почувствовала, как внутри живота зародилась дрожь, разбежалась по мышцам, отозвалась в груди…

Надевать защиту Кирилл мне не доверил — сам раскатал по стволу тонкий латекс.

Отобрав у жадины свою игрушку, я приподнялась на коленях, и, нащупав вход, направила член в себя.

Опускалась ме-е-едленно, плавно, чтобы прочувствовать, как он постепенно растягивает меня, как заполняет изнутри...

И, опустившись до упора, замерла, смакуя свои ощущения.

Тесно. Приятно. Сладко.

—  Ну что? Мои размеры вас удовлетворяют? —  ехидно поинтересовалась снизу одна злопамятная личность и сдернула с меня футболку.

—  Не-е-ет! —  протянула я, млея, и сжала-расслабила внутренние мышцы. —  Но сейчас удовлетворят!

Легкие, пробные покачивания — я примерялась.

Прислушивалась к ощущениям.

Скользкое чувство сосущей пустоты, когда я приподнимаю бедра. Сладкое трение члена внутри и снаружи, когда ствол скользит по клитору.

Заполненность — когда он максимально во мне.

Мужские руки на бедрах, придерживают и подсказывают, как приятнее ему — ему приятнее, когда я опускаюсь глубже, прижимаюсь теснее.

А мне… мне приятно по-разному: вверх-вниз, по кругу бедрами, тазом вперед-назад… Так хорошо… Так полно… Так сладко!

Быстрее! Быстрее!

Он впивается пальцами в мои бедра, а мои — стискивают мою же грудь, приподнимая ее, сжимая, лаская соски, обостряя удовольствие.

Напряжение — ало-красное, как свет сквозь закрытые веки.

Кайф невыносимо острый, разнузданный и шальной.

Кирилл прижимает меня к себе, толкается навстречу бедрами, усиливая давление.

И ниточка предвкушения лопается, хлестнув разрядкой по натянутым нервам, разлившись блаженством по телу.

Я выгибаюсь со счастливым вскриком — и в этой нирване, где ничего не важно, успеваю все же почувствовать, как Кирилл, в несколько яростных толчков, присоединяется ко мне.

О злопамятности

— Если женщина что-то хочет, ей надо дать. Иначе она возьмет сама, — торжественно объявил Кирилл, блеснув собственным похвальным знанием доморощенных психологов, и, бухнув на пол длинную коробку, выковырянную с антресолей, принялся вытаскивать оттуда елку.

Он не просто злопамятный, осознала я, когда мы в четыре руки принялись распушать зеленые ветки. Он еще и коварный поработитель и эксплуататор невинных (когда-то в далеком прошлом!) дев.

— ...а шарики? шарики где?

— Там!

— Мне не достать, подсади!

— Если я буду тебя подсаживать, то елка так и останется ненаряженной.

— Ого! Мы же только что…

— Слушай, я еще от бананов не отошел, давай ты не будешь так искренне изумляться.

— Да я что, я ничего, я просто приятное сделать хотела…

— Если будешь делать приятное — точно не нарядим.

— А может и не надо?

— Не-а, хотела — наряжай и мучайся.

— Злы-ыдень.

— Дикарь и варвар, я помню.

— Нет, дикарем ты мне нравился больше! А сейчас без огонька как-то, без огонька… о, молодец, гирлянду нашел!..

...а потом я ловила губами цветные блики огоньков на гладкой коже, и пряталась в спальне от взбешенного “дикаря”, обсыпанного конфетти из большой хлопушки (“ух ты! вот это размер!..”), выгибалась под умелыми руками со связанными мишурой запястьями…

И засыпала слегка придавленная приятной тяжестью, проваливаясь в сон, как в невесомость...

Утро начинается не с кофе.

Утро начинается с того, что ты просыпаешься в совершенно чужой комнате и совершенно чужой постели, и несколько долгих панических мгновений вспоминаешь, где ты и как тут оказалась.