Это заметно настолько, что даже самые-самые снобы втянут язык в то место, где их языку и надлежит ютиться, но зато отведут душу, если подобное же робко вякнуть о Пушкине и – о ужас! – к примеру, Бунине. Эти, так сказать, почти наши современники, и они – неприкасаемые.
Увы, увы, все под контролем общественности, и ни у кого нет статуса неприкосновенности. Скажем честно: и Пушкин, и Бунин лишь потому ярко сияют на беззвездном небосводе того времени, что вся Россия тогда была в основном неграмотна. Из грамотных абсолютное большинство читало, шевеля губами и водя пальцем по строчкам. Из оставшихся кто-то умел даже «писать книжки», это само по себе казалось чудом и вызывало почтение. Среди этого десятка пишущих нетрудно быть чемпионом!
Сейчас же в России населения в два-три раза (не считал) больше, грамотные все, и – о ужас! – почти все пишут стихи, рассказы, повести, романы. Чтобы убедиться, достаточно заглянуть в Интернет, где рассказы, повести, романы, можно «печатать» бесплатно. Среди этих миллионов пишущих, естественно, куда более жестокая схватка за первенство, чем во времена Бунина среди десятка литераторов. Да и понятно, что даже в спорте среди миллионов рвущихся в чемпионы проще отыскать рекордсменов, чем в одном десятке.
Кстати, о спорте. Я прекрасно помню чемпионов мира в супертяжелом весе, что поднимали штангу с неслыханным весом – теперь этот вес легко берут даже не мастера, а перворазрядники. И не в супертяжелом, а в среднем. Кто смотрел соревнования по гимнастике, фигурному катанию и прочем-прочем раньше и смотрит сейчас, сразу скажет, насколько даже не возрос, а взлетел уровень исполнения. Но почему-то кощунственно сказать правду, что так же… или хотя бы просто приподнялся и уровень написания художественных текстов!
Да что там спорт: как во времена Бунина ездили в каретах и как сейчас в автомобилях? Примерно тот же разрыв и в литературе. В смысле настолько же современная техника письма ушла вперед от времен Бунина, как автомобилестроение от каретостроения.
Более того, замахнемся на еще большее кощунство. Вот раскрываю прекрасную повесть, даже роман, «Мастер и Маргарита». Сразу же натыкаюсь на «…И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк…»
Конечно же, «был», «была», «его» – сорняки, которые автор то ли забыл выполоть, то ли не успел, так как уже в то время был серьезно болен.
Первая фраза представляет собой длиннейшую гусеницу. Хоть и всего из двух члеников: «…ввели и поставили…» Да, сейчас уже знаем, что это недопустимо для опытных авторов и нехорошо для начинающих, но ведь это же сам Булгаков, это же почти бог!
Сперва шок, подобная неграмотность пишущего проходит только в нетребовательных коммерческих издательствах, где нужен поток, где издают не меньше пятидесяти книг в месяц, иначе можно закрываться за убыточностью.
И в то же время – шедевр! Но может ли быть шедевром вещь, написанная таким корявым языком? Забегая вперед скажу, что может, но это мое личное и очень спорное для многих традиционалистов мнение, однако с теми, у кого нервы покрепче, давайте остановимся на ткани произведения. Конечно же, знай Булгаков о будущем запрете на фразы-гусеницы, он бы их убрал. Переделал. Ведь и первую фразу легко построить правильно, чтобы стала сразу более выпуклой, емкой.
Однако, чтобы понять этот «промах» Булгакова, возьмем время, когда произведение было написано. Это конец двадцатых годов. Россия, только-только пережившая кровавую Гражданскую войну, все еще остается практически страной неграмотной. Да и те, что были грамотными, либо истреблены за буржуйское происхождение, либо убежали в парижи. А кто не убежал или плохо спрятался… понятно.
Для тех, кто думает, что неграмотность была очень от нас далека, ссылаюсь на себя, замечательного: я учился в то время, когда выпускным классом был… четвертый! В четвертом сдавались выпускные экзамены, человек считался уже закончившим школу. Мои бабушка и дедушка были вовсе неграмотными, я им вслух читал свои детские книжки. Моя мама научилась читать сама едва ли не позже меня.