«Почему никто не говорит, что любовь – это больно? Что любовь – это ужасно-ужасно больно? Почему в кино все страдают красиво и все всегда заканчивается хорошо? Почему мне так больно? Даже больнее, чем когда папа сказал, что он уходит от нас? Что мне делать с этой болью? Я хочу, чтобы ее не было! Не было! Не было!»
Вика выставила Надю из дома, несмотря на то, что та упиралась и настаивала, что подружке нельзя в таком состоянии оставаться одной. Вика ухватилась за свой дневник, как утопающий за соломинку.
Остаться одной – вот что она, Вика, хотела. Одна в своей пустой квартире, в своей норе, берлоге. Спрятаться ото всех и как-нибудь пережить этот день. Выплакать свою боль, чтобы внутри стало пусто, доверить ее своему дневнику – единственному, кто ее понимал. Чтобы все закончилось – эти нелепые стремительные отношения с Геной. Чтобы снова вернуться к учебе, дневнику, гантелям и мечтам о мотоцикле, к верной Керри, которая никогда не предаст.
А когда вечером у нее зазвонил телефон и на дисплее высветилось «Фролов», Вика отшвырнула телефон на диван, как отшвыривают от себя что-то противное и мерзкое вроде слизня или пиявки.
В понедельник в школе одноклассники с утра обсуждали прошедшую у Фокиной вечеринку. На подружек никто не обращал внимания. Надя пыталась заговорить с Викой о Гене, но та мастерски уходила от разговора. Она вычеркнула Фролова навсегда из своей жизни и не хотела о нем вспоминать. В конце концов, она привыкла быть одна, ей было хорошо одной, у нее были Керри и Надя, и больше никто ей не был нужен.
Предпоследний урок отменили – заболела математичка, – но последним стояла физика, причем должна была быть контрольная, а потому сбежать домой не представлялось возможным. Но 9-й «Б», казалось, и не расстроился особо. Все собрались вокруг Губина, который на своем айпаде показывал фотографии с 8 Марта. Их громко комментировали, стараясь перещеголять друг друга в остроумии. И только те, кого не пригласили на вечеринку, чувствовали себя неловко, не участвуя в общем веселье. Кроме Вики с Надей, которые сразу же решительно вышли из класса. В конце концов, переждать сорок минут можно было и в коридоре, если сидеть тихо и говорить о своем.
– Какие они глупые, как дети. И шутки у них тупые. Сидят, ржут. Смешно, – высказалась Надя, когда подружки устроились на подоконнике в одной из рекреаций.
– Ага… – поддакнула Вика.
– Губин выложит все фотки ВКонтакте, и они весь вечер будут друг другу лайки ставить. Больше людям заняться нечем. Не понимаю я их.
– Я тоже.
– Лучше бы делом занялись.
– Ага.
– Что ты все поддакиваешь?! – неожиданно не выдержала Надя.
– А что?
– А ты что думаешь? Есть у тебя свое мнение или нет?
Вика задумалась. Поколебалась немного и…
– Надейка, я… я… я завидую Фокиной. Она, она… такая… Яркая, красивая, общительная. А я – не такая. У нее все получается, ее, наверное, никогда так не предавали. К ней все рвутся в гости, все из кожи вон лезут, чтобы она их позвала. У нее в жизни все красиво, как в кино. А у меня?.. – Хоть Вика и дала себе зарок выкинуть Гену из головы, но ничего у нее не получалось. – А я даже одному-единственному Фролову не нужна. Он просто пошел в клуб с Черемшиным.
– Спокойно! Не вздумай плакать! – тут же встревожилась Надя. – У тебя будет свой принц и своя сказка.
– А у нее уже есть своя сказка. Она сама – как из фильма, и все у нее – как в кино, – не унималась Вика. – Она таких, как я, вообще не замечает. Потому что я – никто для нее. А она… она…
– Как это никто?! Ты человек! Ты – клевая девчонка! Ты умеешь водить мотоцикл!
– А Фокину, наверное, и на мотоциклах, и на машинах с утра до вечера парни катают!
– Так то – парни, а сама она – трусиха. А ты – нет. Ты сама умеешь водить мотоцикл и можешь катать кого угодно, а это – в сто раз лучше!
– А я хочу, чтобы меня все любили! – выкрикнула Вика.
Надя, у которой уже закончились все аргументы, мучительно пыталась придумать что-то еще, но тут неожиданно распахнулась дверь ближайшего кабинета, и оттуда высунулась учительница немецкого:
– Фамилии! Класс! Почему не на уроке?!
Но подружки и не подумали с ней объясняться, их с подоконника, что называется, как ветром сдуло.
– Пойдем-ка в туалет, тебе надо умыться, – прошептала Надя и потащила Вику в указанном направлении.
Вечером Вика гуляла с Керри. Надя в последний момент сослалась на просьбу мамы помочь ей с уборкой, выскочила с Черри на пять минут и снова нырнула в подъезд. А Вика, напротив, как настроилась погулять подольше, так и направилась куда глаза глядят. Ведь погода была хорошая: легкий морозец, мягкий пушистый снег. Да и дела у нее все были переделаны: уроки выучены, порядок наведен.