Слегка угомонившись, я несколько часов я посвятил выработке возможных планов действий и накидал тезисы к встрече с адвокатом. Сволочь он, конечно. Нет, ну какая мне досталась ленивая и бомжеватая сволочь, хоть и не таможенник! Но, с другой стороны, если подумать, он то хоть и сволочь, но теперь будет временно защищает мои интересы. И ведь не придерёшься к нему пока никак и ни с чем. Подсунули мне его, убогого, в защитнички на деньги налогоплательщиков, сиречь государства. Вот и ответ за свои действия… точнее бездействия, он держать будет перед… а хрен его знает перед кем. Может тут живут по старому советскому принципу
Я заставил себя несколько раз вслух прорепетировать краткую речь для адвоката. Вроде бы ёмко и доходчиво. Правда, в голове постоянно гнусавенько вертелось: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги». Точнее про его вечную сонливую неторопливость. Посмотрим. Где наша не пропадала. Живы будем, не помрём. Тьфу ты, Аника-воин. Опять мозги в цикл закручиваются.
От таких чрезмерных усилий я слегка расслабился и как-то незаметно вырубился, продолжая цепко держать авторучку в тяжело натруженной руке.
Я помотал головой, просыпаясь. В проёме двери молча стояла весьма смазливая разбитная бабёнка и зазывно поглядывала на меня, морща милый носик.
«Ну всё, вот ещё и фигуристую
– Здравствуйте, – внятно произнесла
– Здравствуйте. А вы кто? – спросил я, нервно косясь на её руки в напряжённом ожидании увидеть поднос с запотевшим графинчиком водки и парой малосольных огурчиков. И услышать обыденный ответ: «А я ваша белая горячка».
– А я… ваша переводчица для адвоката. Он ждёт вас в комнате для переговоров.
– Ух ты, – у меня даже слов подходящих не нашлось, так отлегло от сердца, – Сейчас буду готов. Только быстренько общнусь с другом. С вашего разрешения, конечно.
– А вы разве здесь не один? – она сделала шаг в камеру.
– Я один, но о двух головах.
–А-а-а, так вам просто пописать захотелось? Прямо бы и сказали. А то я уж испугалась. Писайте, не стесняйтесь.
Она демонстративно отвернулась, но не тронулась с места.
– Ничего, если вы дверь прикроете?
– Вы что это, смущаетесь? – в её голосе настолько явно прорезалось удивление, что я даже опешил.
– Да вот такой я, предпочитаю гадить и пакостить в гордом одиночестве и без всяких свидетелей.
– Как хотите, – она отступила в коридор и слегка притворила дверь.
Я, тихо чертыхаясь, приложил все усилия, чтобы пустить свою нетерпеливую струю по стенке унитаза. Хоть не так громко. Как там?
– Ох, извините, это я не специально. Тут кран сломан. Сильно брызгает.
– Да? – недоверчивость в её негодующем голосе была уж слишком очевидной, – Это точно вода?
– Точно. А вы что подумали? – хотя догадка пришла раньше, чем я задал свой вопрос, – Нет. Это чистая озёрная вода без всяких вредных примесей. Надеюсь. Можете понюхать.
С последним я явно переборщил, так как переводчица потемнела лицом, смахнула крупные капли с блузки и сделала пару шагов по коридору.
– Это… извините… я уже иду. Мне только свои записи надо взять. А где конвой?
– Он сказал, что я вам сама покажу куда надо, а вы уж дойдёте. Я тут уже несколько раз была. А он пока ушёл искать ключ от второго входа в переговорную комнату.
Я умилился такой патриархальной доверчивости. Что ни день, то всё ближе познаёшь местную деревенскую жизнь. Очень надеюсь, что за мелкие провинности руку рубить или клеймо ругательное выжигать уже перестали. Ушли в прошлое добрые дедовские обычаи.
Переговорная собственно являлась двумя анфиладными комнатами со своими отдельными дверьми. Комнаты соединены вместе окном с толстой стеклянной перегородкой и были оборудованы микрофонами и телефонными трубками. Охранник так и не нашёл ключа от второй комнаты – маленькой и тёмной конуры, предназначенной явно для меня, то есть для неприхотливого временно задержанного. Он несколько раз чертыхнулся, ковыряясь во внушительной связке ключей, но потом разрешил нам сидеть вместе с адвокатом и его переводчицей в одной, более просторной, комнате.