Как стать иттатером

– Ноон умнее меня. Он с самого начала понял, что здесь нельзя никому ничего рассказывать. Честно говоря, я бы с первого дня всем разболтал, если бы мои раны заживали за ночь. Сейчас вижу, что он осторожничал не зря. И всё же мне бы хотелось узнать, что с ним будет.

– Ничего! С ним ничего не будет. О его жизни тебе волноваться не стоит.

– Уважаемый Альтер, здесь мы задаём вопросы! – вмешался в разговор Азиль. – Вы бы лучше подумали о своей жизни. Ведь потому, что Ноон нам может быть полезен, с ним ничего и не будет. А зачем нам человек, который болтает о каких-то способностях?

– Мне же никто не поверит! В первый день мы с Нооном видели два силуэта в пустыне, которые внезапно исчезли в песках, и никому не рассказали.

– Вы с ними общались? Они вам что-нибудь сказали? – допытывался мужчина в очках, как-то настороженно поглядывая на меня.

– Нет, как только они нас заметили, сразу исчезли.

– Это произошло в день вашего появления в пустыне?

– Да, в этот день меня и привёл в город командир Азиль.

В этот момент тот, кого я упомянул, стал выглядеть в десятки раз злее Прорсуса.

– Нам придётся поговорить отдельно с почтенным командиром Азилем. Да, а вы смелый и интересный человек, Альтер. С вами всё понятно. Попади вы в мужскую Инитию, могли бы легко заслужить путёвку в Диламию. Но увы… О своём решении Азорд сообщит вам позже. Разговор окончен! Уведите его и впустите следующего!

Меня отвели в одну из камер, вдоль которых мы проходили ранее.

«Значит, теперь я заключённый!»

Камера была небольшого размера, без мебели. Судя по количеству царапок на стене, каждый, кто в ней находился, считал своим долгом написать таким образом информацию о себе или мнение об азордных. Вместо окна проделана тонкая горизонтальная щель, через которую проникал уличный воздух. Стена из стальных горизонтальных прутьев, загораживающая фронтальную картину, лишала всяких шансов на побег. Портило общее впечатление зловонное отверстие на полу, используемое в качестве туалета.

Каждому узнику открывался ограниченный вид на участок коридора, в котором беспрерывно суетились патрульные и летали существа сигароподобной формы. Мерцание их голов мне оказалось знакомым (я их наблюдал, когда был в информационном центре). Соседи напротив принимали активное участие в создании беспорядка, комментируя действия стражей и характеризуя их как личностей. Лишь некоторые беззвучно забились в угол, обняв колени.

Я присоединился к меньшинству, сев на холодный пол, подальше от источника вони, и задумался о разговоре с командирами.

«Жизни Ноона теперь ничего не угрожает. Это хорошо. Но неужели из-за того, что догадываюсь о существовании некой силы, которая заживляет раны, я теперь опасен? Ведь понятия не имею, как её получить. Не знаю, почему она есть у Ноона, а у меня нет. Чего же они так боятся? Может, эта сила на самом деле очень могущественна, и они не хотят, чтобы она вышла из-под контроля. И почему так Азиль разозлился после упоминания о силуэтах в пустыне?»

Я был уверен, что со мной всё будет хорошо, и больше беспокоился за друга. Поток мыслей прекратился, когда начали доносить до узников приговоры. Выглядело со стороны это следующим образом. Сначала криком и угрозами азордные успокаивали сидящего в камере. Быстро и громко выносили вердикт, после которого сыпались недовольные возгласы и возмущения заключённых. На все приговоры преступники реагировали криками про промывку мозгов. Негодование и возмущение возобновлялись после каждого вердикта. Не прозвучал ни один оправдательный приговор.

Пятеро азордных встали напротив моей камеры.

– Адвен Альтер, встаньте и выслушайте приговор! – громко сказал один из них.

Я приподнялся, протёр лицо руками и приготовился услышать, куда меня сошлют.

– Командиры опросили вас, и в связи с опасностью, которую вы представляете обществу, а также за связь с запрещённой террористической организацией вам назначена смертная казнь путём обезглавливания. Дата исполнения – завтра. Ух и разозлил ты, парень, Прорсуса, подставил Азиля, упомянув тех, кого упоминать нельзя…

Что-то они ещё заявили и двинулись дальше. Но я этого уже не услышал. Меня шокировало, что только здесь появился, а мне завтра отрубят голову. При этом ничего не совершил.

Когда вышел из ступора, попытался позвать азордных, предполагая, что они что-то перепутали. На мои крики никто не реагировал, голос увяз в потоке недовольных воплей остальных заключённых.

Захотелось расплакаться. Сидел на холодном полу, в мокрой серой одежде, включая и выключая армиллу без конкретных мыслей. Сначала, правда, искал информацию. Но никаких сведений о том, как обжаловать приговор, не было. Никакой полезной юридической документации не нашёл. Были правила, касающиеся полов, труда, комендантского часа, поведения в Адвене.

Что вообще значит «связь с запрещённой террористической организацией»? Ведь я ни с кем подозрительным не общался.

Стало очень обидно, холодно и страшно…

Вспомнилось, как в нашем мире проходили судебные процессы с судьёй, адвокатами, прокурорами, присяжными. Здесь совсем другой подход.