Как стать богом (СИ)

— Я никого не забыл, — он явно не хочет говорить о Вадиме, — Я помню вас всех. Я вас во сне вижу, если хотите знать. Что же, по-вашему, я не понимаю, что вот вы, лично вы, Роберт Валентинович Пачулин, лорд Винчестер, попросту гниете здесь, при мне, на тепленьком местечке, без доступа воздуха? И я знаю, кто в этом виноват!

— Проклятая свинья жизни.

Он смотрит на меня, высокомерно задрав безволосые брови,

— Вы полагаете, я неправ?

Я пожимаю плечами и занимаюсь кофейной посудой. Конечно же, он прав. Как и всегда. Я мог бы еще добавить всякого к тому, что он здесь наговорил. Я много еще грустного мог бы к этому добавить… Роберт лорд Пачулин, по прозвищу Винчестер… К чертям. К собакам. Не хочу об этом думать… Но, почему все это — так? Ведь все мы ДОВОЛЬНЫ! Мы же все вполне удовлетворены… Проклятая свинья жизни.

— Но, Сэнсей, — говорю я, — Ведь мы все довольны. Можно сказать, с нами все о’кей… Разве не этого вы хотели?

Он отвечает мгновенно:

— Конечно, нет! Я вовсе не хотел, чтобы вы были довольны. Я даже не хотел, чтобы вы были счастливы. Если угодно, я как раз хочу, чтобы вы были НЕ довольны. Всегда. Во всяком случае, большую часть своей жизни… Я хотел, чтобы вы были ДОСТОЙНЫ УВАЖЕНИЯ. Ощущаете разницу?

Он поднимается, тяжело опираясь на столешницу.

— Ладно. Спасибо за обед. Пойду, поваляюсь немножко. А вы — уж пожалуйста — сделайте распечатку. Прямо сейчас. Там были прелюбопытнейшие повороты!

Он удаляется к себе в апартаменты, а я засаживаюсь за компьютер и принимаюсь восстанавливать рабочий диалог. Никаких «прелюбопытнейших поворотов», естественно, я в этом диалоге не обнаруживаю, если не считать случаев, когда пацан выдаёт свои ответы совсем близко к опорному тексту, и еще мне нравится «гражданин Петербурга, страшный дурак Юрий Бандаленский». При случае, обязательно преподнесу этот перл Юрке-Полиграфу, это будет «стрёмно» (как любит произносить мой непутевый племянник, ударник капиталистического труда).

СЮЖЕТ 15/6

В четыре часа звонит Вадим и просит Сэнсея, если можно, конечно.

— Он разлагается. На диване. Тебе срочно?

— Да нет… Не обязательно.

Он уже в четвертый раз звонит Сэнсею, каждый раз «не обязательно», и каждый раз ничего не получается. По-моему, Сэнсей явно не хочет с ним встречаться. А он этого не понимает. (Я, впрочем, тоже.)

— Ты как, вообще? — спрашиваю я на всякий случай.

— Нормально. Ты придешь?

— Куда?

— К Тенгизу.

— Когда?

— Завтра, к семи. Все собираются.

— Первый раз слышу.

— Тебе что, Тенгиз не звонил?

— Нет.

— Ну, значит, позвонит еще, — обещает Вадим и вешает трубку.

Несколько минут я думаю о нем и опять ничего не придумываю, и тут, действительно, звонит Тенгиз и в обычной своей отрывистой манере сообщает, что «завтра… у меня… в девятнадцать. Сможешь?».

— А в чем дело? — спрашиваю я на всякий случай: вдруг что-нибудь изменилось.

— Надо.

— Что-нибудь изменилось? Новые обстоятельства какие-нибудь?

— Увидишь, блин. Надо же что-то делать. Выборы на носу.

— Ладно, — говорю я без всякого энтузиазма, — Надо — значит, надо. Тем более давно не собирались. С собой приносить?

— А как же, блин! Что за дурацкий, блин, вопрос?!

— А других, по-моему, не бывает, — говорю я, глядя на экран монитора, — Умные давно кончились. Да и с ответами затрудненка. (На экране у меня: «-Чем мои руки похожи на руки бога? — Играют на пианино. — Почему мои ноги напоминают ноги осла? — У нашего Барсука они разного цвета…»)

— Ты лучше скажи: у тебя тачка — как? Бегает? — спрашиваю я его, вспомнив про понедельник.

— Н-ну, с утра бегала, блин… Но, была бледная!

— В понедельник Сэнсея везти, ты не помнишь, конечно, блин.

— А, блин… Действительно. Третий понедельник. К которому часу подавать?

— К десяти — сюда. Я тебе еще напомню, не беспокойся.

= А чего мне, блин, беспокоиться? Это ты беспокойся. Это ты у нас лорд, блин, Винчестер.

СЮЖЕТ 15/7

Он даёт отбой, а я вдруг понимаю, что думаю о нем. Не о работе, и не о понедельнике, и не о несчастном Вадиме, а о нем. И о себе. О нас всех, будь мы все неладны… Сверхбоец, психократ, Великий Мэн. Красавец, лентяй, яростный еще совсем недавно плейбой, а теперь — безнадежно утомленный борьбой со злом страстный филуменист. Собирает спичечные этикетки! Тенгиз! Гос-споди!.. Да, возможно ли такое? Возможно. Увы. Сейчас он годен разве что удалить препятствие: заставить кого-нибудь «забыть», например. Только и осталось от него, что чугунный взгляд исподлобья, да веки, надвинутые на половину глазного яблока, да брезгливые губы. Люди по его нынешним понятиям — все, без исключений — полное говно. Мерзкие хари. Слюнявые пасти. Гнойные глазки. Мокрые лапы. Вонючие подмышки и подштанники.