Как сражалась революция

Весь облик командарма, его такт и уравновешенность действовали на мобилизованных успокаивающе. Беседу Тухачевский начинал обычно вопросом:

—    Хотите служить в Красной Армии?

Ответы были разные, подчас маловразумительные: «Что ж, приказ есть приказ», «Раз призывают, повинуюсь». Некоторые вступали в объяснения, жаловались на усталость, ссылались на болезни, раны и т. д. Случались и другие ответы: «Я, товарищ командующий, по призванию военный, вне армии мне тяжело, я люблю свою родину, но... ведь нам, офицерам, не доверяют».

Это было понятно Михаилу Николаевичу. Он хорошо знал психологию русского офицерства, знал, как тяжело честным патриотам огульное недоверие.

Солдаты и рабочие имели основания для такого недоверия. Веками помещичье-дворянский офицерский корпус был оплотом царского трона. В офицере солдаты видели прежде всего барина-крепостника. Еще не забылись карательные отряды, возглавляемые офицерами, расстрелы по их команде рабочих демонстраций. Офицерам, которых от вступления в Красную Армию удерживало недоверие солдат, Михаил Николаевич говорил примерно так:

«Чувствовать по отношению к себе подозрительность — очень тягостно. Я испытал это. Но ведь доверие само собой не возникает. Его надо заслужить, завоевать. А чем офицер может завоевать доверие и авторитет у солдат? Во-первых, честностью, во-вторых, отличным знанием своего дела и, в-третьих, любовью к солдату, заботой о нем, уважением в нем человеческого достоинства».

Многим, очень многим офицерам помог Михаил Николаевич стать на путь служения Советской Родине...

Червонный Валет

Справедливости ради не могу не отметить, что не все мобилизованные специалисты проявили себя с лучшей стороны. Перед самым началом Сызрано-Самарской операции Тухачевский представил мне в своем салон-вагоне человека средних лет, небритого, в каком-то поношенном френче, небрежно развалившегося в кожаном кресле:

—    Энгельгардт.

От матери, уроженки Смоленской губернии, и от отца, много лет служившего во 2-м пехотном Софийском полку в Смоленске, я знал, что Энгельгардты — коренные смоляне, что у крепостной стены в Смоленске стоял памятник коменданту Энгельгардту, отказавшемуся передать Наполеону ключи от города. Энгельгардт, представленный мне Михаилом Николаевичем, тоже был смолянином, земляком Тухачевского и, кроме того, его сослуживцем по Семеновскому гвардейскому полку. К нам он прибыл с предписанием Всероглавштаба.

Свои клятвенные заверения честно служить Советской власти Энгельгардт подкреплял ссылкой на былые дружеские связи с командармом:

—    Неужели, Миша, ты думаешь, что я могу быть подлецом и подвести тебя?!

И, однако же, подвел, оказался истинным подлецом.

Во время Сызрано-Самарской операции Михаил Николаевич объединил в руках Энгельгардта командование Пензенской и Вольской дивизиями, а также двумя полками Самарской. Энгельгардт выехал в Кузнецк. В ходе операции он часто терял связь со штабом армии, его донесения противоречили донесениям из частей, и в конце концов мы вынуждены были связаться напрямую со штабами дивизий и осуществлять руководство ими, минуя Энгельгардта. А когда закончилась операция и армейский штаб перебазировался в Сызрань, Энгельгардт незаметно исчез и объявился потом у Деникина.

После Великой Отечественной войны, году примерно в 1949-м, ко мне явился пожилой человек весьма благообразной внешности. Это был еще один из Энгельгардтов — бывший член Государственный думы. Он приехал в Москву из Риги с письмами от друзей; они просили помочь ему в издании мемуаров. Я спросил его о том Энгельгардте, что был в Первой Революционной армии в 1918 году.

—    Мой племянник,— ответил он и тут же дал ему характеристику: — Подлец, Червонный Валет, родную мать продаст...

На наше счастье, в Первой Революционной армии таких негодяев было очень немного. За все время помню два-три случая перебежек бывших офицеров к белогвардейцам...

Железная дивизия

Основным хребтом дивизий Первой Революционной армии явились рабочие красногвардейские отряды и отряды, возникавшие на местах в процессе борьбы с контрреволюцией. Так из рабочих отрядов Самары, Симбирска и Сенгилея был создан сначала сводный отряд под командованием Гая Дмитриевича Гая, переформированный затем в дивизию, получившую за свою стойкость и храбрость название Железной.

Действительно, красноармейцы этой дивизии не знали страха. Как-то при продвижении к селу Тетюшскому, числа 8 августа, противник оказал сопротивление встречной контратакой отряда в составе офицерского георгиевского батальона, роты белочехов и одной роты так называемой народной армии, всего до полка пехоты с приданной батареей. Белогвардейский батальон атаковал наш полк в сомкнутом строю, с барабанным боем, имея впереди священника с крестом. Это была «психическая атака».

Красноармейцы Железной дивизии встретили «психическую атаку» спокойно, без истерики, но с возмущением. Старые солдаты, знавшие о таких атаках в прошлом, говорили: «Чего они? Сбесились, что ли? Точно на басурманов с крестом прут!» Схватка была жестокая.